Фазиль. Опыт художественной биографии

Один рассказ, потом второй…
Считать — напрасно мыкаться!
Чик — замечательный герой:
С ним можно долго чикаться!

И вот в конце девяностых это случилось: шестьсот с лишним страниц похождений и размышлений Чика были собраны под одну обложку. Не один-второй текст, а больше двадцати! Если не считать всех вариантов и пересечений сюжетов и героев, выводящих нас далеко за пределы цикла, объединяющего и другие, более локальные циклы, то «канонический» корпус начинается с рассказа «День Чика», опубликованного еще в 1971 году в «Юности». А заканчивается рассказом «Чик и белая курица». Он опубликован — весьма символично! — в самом первом номере журнала «Знамя» за 2000 год. На пороге третьего тысячелетия!

Это, как мы уже писали, не роман, а цикл повестей и рассказов, объединенных «миром Чика». Но, естественно, очень разных — всё же между ними тридцать лет!

Про Чика писали, пишут и будут писать, полагаем, много. И писать разное. Несомненно одно — общий смысл, присутствующий в каждом эпизоде.

В чем же он?

Вот мнение нескольких исследователей о том, что самое главное в «Чике».

Марк Липовецкий:

«…естественный ход жизни с ее праздничностью и мудростью воплощен через восприятие центрального героя — мальчика Чика. Однако в этих произведениях гротеск обнаруживается в том, как ложные представления проникают в сознание „естественного“ героя („Мой дядя самых честных правил“, „Запретный плод“), как трудно усваивается отличие „внеисторических ценностей жизни“ от навязываемых эпохой фикций („Чаепитие и любовь к морю“, „Чик и Пушкин“), как интуитивно вырабатываются механизмы парадоксальной защиты от „хаоса глупости“ и абсурда („Защита Чика“), как постепенно, через непоправимые ошибки и муки стыда, приходит умение „понимать время“».[134]

По мнению Евгения Ермолина,

«…позиция внешнего наблюдения за взрослыми — отчасти совпадает с позицией писателя, обеспечивая дистанцию трезвого взгляда. Оттого детское и авторское подчас существуют в нераздельности, Чик выглядит маленьким мудрецом, он разгадывает загадки бытия и производит универсальные выводы, а автор иной раз лишь оговаривается по поводу Чика: „он это знал, но не знал, что знает…“»[135].

Ольга Козэль проводит интересное сравнение проблематики, волнующей Искандера и Виктора Астафьева: