Фазиль. Опыт художественной биографии

«Главный герой „Рассказов о Чике“ попадает в сложную ситуацию, пожалев на базаре обиженного хулиганами старика и попросив о помощи уголовника. Герой В. Астафьева — подросток Толя Мазов — оказывается в не менее сложной ситуации, будучи фактически замешанным в кражу выручки у кассира и став свидетелем того, как осиротевшие дети попавшей под суд женщины оказываются в том же детдоме, где живет сам Толя. Любопытно, что оба мальчика поначалу не только не отдают себе отчета в содеянном, но даже чувствуют себя чуть ли не героями: Чик — оттого, что сумел-таки отомстить за старика, Толя — оттого, что вместе с друзьями совершил ловкий, отчаянный поступок и остался незамеченным. Прозрение в обоих случаях наступает быстро и оказывается горьким — совсем не потому, что вдребезги разбивает „миф“ о собственном „геройстве“, а потому что, в общем-то, совест-ливые, справедливые мальчишки видят страдания людей, случившиеся по их вине. <…>

Таким образом, это прозрение мальчиков-подростков и является главным сюжетным компонентом, которым пользуются оба автора, — оно является главным критерием проснувшейся совести и придает повествованию совершенно новый, неожиданный оттенок. Маленькие герои оказываются лицом к лицу с настоящим, большим злом — и смело вступают в борьбу с ним. Тут-то и начинаются расхождения: если Толе удается полностью исправить зло (он рискует жизнью, но дети кассира возвращаются домой), то у искандеровского Чика такой возможности просто нет — он не может в одно мгновенье (а также в два и в три) вылечить израненного, униженного парня — кульминацией рассказа является тот момент, где Чик пытается искупить вину, обмывая кровь с ног раненого (здесь присутствует явная перекличка с евангельским „омовением ног“). Таким образом, Ф. Искандер, как и В. Астафьев, подводит своих читателей к идее: добро не может существовать без зла. И для того, чтобы воспитать в подростке нравственные начала, зло необходимо как воздух».[136]

Ну а читатели — теперь уже больше сорока лет — просто считают Чика одним из лучших героев-подростков во всей мировой литературе. А цикл о нем — вневременным, универсальным словом, сказанным просто о самом главном.

Последние дни

После 75-летия художественной прозы у Искандера становится всё меньше. В интервью Ольге Масюкевич («Российская газета», 19 июля 2005 года) он признаётся, что проза уже не пишется, но — иногда появляются стихи: «Говорят, что они с годами уходят, а у меня — наоборот: рифмы стали приходить в голову, а вот проза не получается… Пишу о состоянии Родины, о человеке и его старости».

Он много читает и перечитывает — в основном классику: «Подростка» Достоевского, лирику Пушкина, а из современных — «я Бродским очень увлечен — совсем недавно перечитывал», — говорит Искандер интервьюеру.