– В год тысячелетия Крещения Руси, накануне дозволенных властью торжеств по этому случаю, мы хороним мужественного человека и подвижника, иерея отца Петра Николаевича Смолина. Он прожил большую жизнь, и лет ему было без малого девяносто, и все эти долгие трудные годы прожиты им для других. Отец Петр родился в Братовщине и до смертного часа не ушел с заповеданной земли, как он сам говорил, прожил жизнь в осаде. Он и завещал похоронить себя возле оскверненного храма, который оберегал со дня закрытия его в 1932 году и до окончательного осквернения властями в 1960 году. Но и после этого он верил, что храм будет восстановлен, и бережно хранил церковные святыни, без коих и служить нельзя… Много ли найдется таких, кто и в школе детей учил, и тайно рукополагался в иереи, чтобы тайно крестить детей, причащать и соборовать немощных, отпевать усопших. А когда его отстранили от школы, он пошел работать конюхом, но из села не уехал. Так и трудился до 1941 года. От первого до последнего дня был на фронте. Возвратился с фронта – и вновь начал работать в школе. И вот наглядный пример характера: за две недели до кончины отец Петр ослеп, но чтобы не расстраивать ближних, он не говорил о своей слепоте, и когда внучка отлучалась на день-на два – самостоятельно управлялся по дому. Вот какой он был…
И подняли крест и Евангелие, иконы и хоругви, взяли на руки гроб с телом отца Петра и под пение литии и удары колокола обнесли вокруг храма, и только после этого закрыли гроб и задвинули в катафалк, в приспособленный для этого автобус. В автобусе разместились и родственники. Отец Михаил с отцом диаконом сели в церковные «Жигули». И повезли отца Петра домой, в Братовщину.
Казалось, никто и не догадывался о завещании деда Смолина. Но в день погребения уже с утра люди потянулись на кладбище. В большинстве это были старухи и старики. Напряженно ждали они, а что же будет дальше. Они даже не верили, что может такое быть: ведь на кладбище хоронить нельзя, надо переступить через запрет, а это карается законом. Стояли кучно и почти не говорили друг с другом: тяжелая дума сковала их – ведь без малого все они уже заглянули за край, скоро и на покой…
– Везут, везут, – как будто ахнули одновременно несколько голосов.
– Вот так Петр Николаевич, не захотел уезжать…
– Я тоже напишу, чтобы туточки схоронили…
– Э, Смолины, они настырные…
– А ты прикуси язык, расстукалась…
Автобус на минуту остановился возле дома покойного, трое мужчин с лопатами и табуретками поднялись в автобус – поехали дальше. Возле церкви-склада автобус развернулся. Сюда же подрулили «Жигули». Выкатили гроб, подхватили на руки – легкий, да и нести два десятка шагов. Впереди пошли с крестом и Евангелием батюшка и отец диакон.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, – негромко пели они. И остальные – вторили.
Гроб поставили на табуретки. Обошли с каждением могилу. Еще раз пропели «Святый Боже…»
Могилу обступили односельчане. И здесь совсем коротко отец Михаил сказал:
– Говорят: не стоит село без праведника. В Братовщине таким праведником был отец Петр Николаевич Смолин. Многие из вас, видимо, и не знают, что он еще в тридцатых годах был тайно рукоположен в сан иерея. Собственной правдой Петр Николаевич сохранял и отстаивал родную Братовщину. Он и жил, чтобы и Братовщина продолжала жить, и завещал себя похоронить здесь ради возрождения Братовщины. Он и умер с надеждой, что вот этот храм первых русских святых Бориса и Глеба восстанет из поругания и осквернения. Но помните и знайте: Бог поругаем не бывает. А это значит, поругание храма случилось и по вашим грехам, по грехам ваших предков. Отец Петр за два дня до смерти говорил: если Богу угодно – упокоюсь здесь, если не угодно – пусть творят, что хотят. И ваш святой долг не позволить осквернить могилу праведника.
Но посмотрите и на другие могилы – ведь это свалка, а здесь захоронены ваши предки… Наведите порядок на могилах – этого никто запретить не может. Иначе грех так и будет лежать на вас и на ваших детях. А сегодня, знайте, мы хороним праведника. Мир праху его…
Пропели литию… Гроб подняли на веревках, чтобы опустить в могилу. И в это время из-за кольца железной дороги на переезд вынырнула легковая машина. И заволновались люди: едут с запретом… Отец Михаил маленькой лопатой крестообразно бросил на гроб горсть земли; затем таким же образом вылил на гроб склянку елея; посыпал пеплом из кадила.
– Мир праху твоему, отец Петр…
И Вера рассыпала горсть земли на гроб, и все родственники; и один за другим пошли односельчане, бросая горстями землю в могилу; и все глуше стучала по гробу земля.
Машина оказалась не с запретом, а с Серым, который хотя и спешил, но опоздал на погребение – и теперь лишь бросил в могилу пригоршню земли. Досадуя, потряхивал он головой.
– А крест где у вас? – озираясь, спросил он.
Креста не было. Думали хоронить на большом кладбище, где и кресты головные, стандартные. А здесь – и не учли. Хотя и дня через два поставить крест можно.
Уже лопатами засыпали могилу.