Федор

Вера так и стояла молча с Псалтирью в руках, опустив глаза, и спокойно было у нее на душе. Воспринимала она не только угрозы кладовщика, но и щебет птицы, и жизнь отдаленного села – то стукнула дверь у кого-то, то голоса отозвались… Ей хотелось бы сказать: да успокойтесь, ведь мы похоронили по завещанию родившегося здесь и умершего здесь человека, самого старого жителя Братовщины. И это наша родовая земля, крестьянская. Вот и церковь наша, построенная на деньги прихода. И не мы к вам, а вы к нам пришли, и в церковь влезли со своим металлоломом… Ей хотелось бы заверить: мы восстановим и церковь – хотя это казалось уже слишком, в это даже не верилось… Трепетала свечечка на могилке, где-то рядом щелкала синица, и Вера уже ни о чем не думала, внимательно смотрела на солнечный цветок одуванчика, на котором раскачивался трудолюбивый шмель – и так хорошо было на душе, что она подумала: «Наверно, дедушка обо мне молится». Хотелось плакать, и она, наверно, плакала в душе от добрых чувств.

– Ну, на чем остановимся? Земля здесь ведомственная, и я предупреждаю: или вы ликвидируете захоронение, или я прикажу все здесь ликвидировать при помощи бульдозера. Да еще и штраф наложим…

– Здорово, Семен Иванович, – въедливо проговорил Серый и прихлопнул кладовщика ладонью по плечу. – Ты кого это пугаешь да со штрафом?!

Вера вздрогнула. И часто, часто забилось ее сердце в непонятном восторге. Однако глаз она так и не подняла.

– Я не Семен Иванович, – напряженно ответил кладовщик. – Меня зовут Иваном Семеновичем, и по плечу меня хлопать не надо. – И попытался стряхнуть тяжелую руку со своего плеча.

– Да я тебя не по плечу, я тебя по балде в другой раз оприходую, если ты еще позволишь вякать о бульдозерах и штрафах. И тебе здесь места хватит.

– Не смей так обращаться со мной! Я сейчас же доложу в милицию.

– Доложишь? Пойдем в склад, я с тобой по душам потолкую, – и прихватив кладовщика залокоть, Серый потянул его через кладбище.

– Федя! – вскрикнула Вера. – Оставь его, он же несчастный!