Федор

– Господи, прости нас, грешных… Вставай и будем молиться, чтобы Господь вразумил.

И батюшка начал молиться вслух, а Федор все никак не мог одолеть навязавшееся слово: «Врешь, врешь, врешь…» В душе его было холодно и пусто.

Лишь после долгой молитвы, благословляя Федора, отец Михаил сказал:

– Не ходи, ни шага. Их для тебя не существует. Веруй, что Господь защитит, веруй и молись. Будь рядом с женой и детьми. И никаких соглашений… Приходи завтра – вместе будем молиться.

Федор пришел, но легче не стало. Совет, однако, он все-таки принял: никаких соглашений, ни шага. А через неделю отец Михаил при встрече улыбнулся:

– Все уладится – веруй…

И потянулись дни выжидания, хотя и то верно – скучать было некогда. Жена и вовсе огрузла, с детьми приходилось возиться самому, по хозяйству – тоже самому, в магазины на поселок – самому, а главное – денежки тратить научились, а их-то и не видать. И хотя сбережений должно было хватить до конца года, но это ведь – не до конца жизни.

7

Снег сошел в марте, а в начале апреля установилась майская погода. Шестого апреля прогремел гром, а термометр в тени показывал плюс пятнадцать. Земля подсохла, почки на деревьях пошли в рост, люди сбросили плащи и головные уборы.

Пруд был полон воды. Федор повыловил с зеркала весенний мусор, поправил берега и стоки – и дела с прудом были окончены: разбрасывай корма да следи, чтобы вода не зацвела. И тогда, не по времени, он взялся за огород. Теплиц было много: вскапывал грядки, приводил в порядок каркас или ставил на место дуги, натягивал и крепил пленку – прогреется под пленкой земля, тогда и сеять можно, и рассаду высаживать. Работал Федор легко и споро. Поднимался рано, ложился поздно, и только когда дети засыпали, они могли посидеть с женой с глазу на глаз.

Зная, что носит последние две-три недели, Вера прекратила занятия со своими учениками и теперь готовила белье для семьи и для будущего человека: пеленки, распашонки, подгузники и чепчики – все выстиранное и проглаженное ложилось стопками дожидаться своего хозяина. Радостно было на сердце – и она пела в душе своей Богородичные молитвы.

Но появлялся муж – и охватывала тревога. Федор молчал, он лишь объявил, что пошел в отпуск, чтобы помочь и быть с детьми. Все так – и это хорошо, но Вера и не сомневалась, что муж затаился, что на работе у него непогода. Вот и разговор, если и завязывался, то нечайный.

– Ты все гладишь – хорошо с опытом, знаешь, что надо. А как вот без опыта, – Федор умылся, переоделся в другом доме, и пришел поужинать. – Нет бы меня погладила, – пошутил он. И Вера поставила на подставку утюг, поднялась со стула и обняла мужа за шею, и прильнула к нему, и погладила щетинистую щеку.

– Феденька мой, устал… садись, я тебя кормить буду… и чай заварю свежий, и поцелую.

– Спят?

– Не слышно. – Дверь в горницу была закрыта.

Федор ел вяло, без охоты. Наконец он достал из холодильника водку, налил в чайную чашку. Вера не стала возражать, хотя и продолжался Великий пост.

– Странно, правда, если Бог всесилен, зачем понадобилась вера. Вот ведь живет человек и дышит воздухом, и человек не может усомниться в существовании воздуха. Мог бы Господь вложить в сознание человека то, во что я призван верить?

– Это меня ты спрашиваешь?

– Кого же еще…

– Федя, я ведь не богослов, чтобы тайны Божии толковать.

– А как же без этого верить?

– Очень просто. Мне дано Евангелие – и я верую тому, что открыто в нем. А большего я и не вмещу, измерение не то.

– Вот и получается – все на предположениях, а не на факте. Надо верить… можно бы и без веры обойтись. – Он помолчал, рассеянно шаря вилкой по тарелке. – Вот и по части смерти – тоже: человек, говорят, бессмертен! А все мрут и мрут как мухи. И земля-то вся одета прахом. И в лучшем случае я могу поверить, что душа, если она существует, бессмертна, продолжает там трепыхаться, но тело, но Воскресение миллиардов и миллиардов – это по-моему темно… Во что я призван верить?

Вера тихо засмеялась:

– Федя, Федя, милый человек, да на это все миллиарды не могли и не могут ответить прямо, а ты меня пытаешь… Господь побывал на земле в образе человека и показал как есть, как будет – и вот этому я верю, в это верую. И все! Мы уже не первый раз об этом. И ведь все просто…