В синих глазах — мольба и, кажется, дрожат слёзы.
Чариус не выдерживает.
— Хорошо, — поспешно отвечает он, мысленно молясь, чтобы девочка не убирала руку — у неё такая приятная маленькая, нежная и прохладная ладошка, — после занятий буду ждать на тренировочном поле.
Синеглазка радостно улыбается, благодарит и отбегает к стайке подружек. До Чариуса долетают смех и шушуканье, а ещё обрывок фразы: «… он согласился».
Мальчик сжимает кулаки. Синеглазая колдунья решила выставить его на посмешище перед подружками? Конечно, ему ведь и самому боевое колдовство давалось непросто.
Ну что ж, хотите веселья? Значит, повеселимся.
На тренировочное поле он приходит заранее, но зато с целым арсеналом зелий. Да ещё и парочку заклинаний удалось разыскать в старинных дядюшкиных книгах. В современных, гуманных, учебниках такого не пишут.
Подружки входят гурьбой, щебеча, рассаживаются на трибунах, приготовившись к зрелищу.
Сама же синеглазая провокаторша является в обтягивающих майке и шортиках. Она, видимо, мечтала ещё раз зажечь в Чариусе влечение, а потом показательно посмеяться над его чувствами. Только не выйдет. Теперь он в обиду себя не даст.
— Начинай, — говорит он и готовится отражать её удар.
И она наносит удар, но в сердце. Неловкое движение — девочка в буквальном смысле запутывается в ногах и летит вперёд.
Чариус успевает подхватить раньше, чем юная колдунья целуется с землёй.
Они смотрят друг на друга, и он тонет в её глазах, теряет бдительность. Млеет от того, как она кладёт руку ему на щёку, нежно гладит.
В себя приводит дружный хохот.
Синеглазка тоже смеётся да ещё и пальцем на него показывает — сама уже успела отскочить к группке девчонок.
— Жаба!
— Фу, зелёный!
— Вонючка!
Он протягивает руку к щеке, в том месте, где коснулась Синеглазка, и на пальцах остаётся зелёная зловонная жижа.
К его ужасу субстанция растекается, впитывается в кожу, жжёт.
Его корёжит.
Чариус падает на землю и бьётся в конвульсиях. А в голове стучит лишь одно — за что? Неужели лишь за то, что он пару раз намекнул: будешь всё время пользоваться чужим умом, своего не наживёшь. То была не его фраза, подслушанна… И он желал Синеглазке добра…
Ааа! Как же больно!
У Чариуса перед глазами всё плывёт, темнеет, его мутит и трясёт от слабости.
Но дотянуться до сумки, где заранее были припасены зелья, он может. И запустить в хохочущую синеглазую зазнайку хватает сил…
Последнее, что он слышет, — смех, переходящий в крик…
Она навсегда остаётся прыщавой и со всклоченной шевелюрой, а он — уродливым, зелёным и злым.