Фейрум

– Самое лакомое всегда оставляют напоследок. Такова человеческая натура. Да и к тому же… – Он привлек ее к себе и обнял. – Мне не хотелось любоваться Триумфальной аркой в одиночестве. Держись!

Снова шум. Голоса, автомобили, гудки поездов.

– Осторожно! Désolé[16]!

Джек нырнул в толпу, увлекая Липу за собой. Они перебежали по белой разметке пешеходного перехода через широкую улицу и остановились в тени деревьев. Мимо спешили пешеходы и велосипедисты. Судя по моде, они перенеслись в недавнее прошлое, в самый конец двадцатого века.

– Мы правда в Париже?

Казалось бы, пора перестать удивляться, но атмосфера оживленного города, от мелодии уличных музыкантов до запаха сдобы из кондитерской лавки на углу, полностью поглотила Липу. Оглянувшись, она увидела величественное каменное здание: фасад был выполнен в форме триумфальной арки, в центре находились часы, а чуть ниже – скульптуры на резных колоннах. «Gare du Nord», – прочитала она.

– Северный вокзал, архитектурная гордость столицы. Каждая из восьми главных статуй символизирует внешние направления, от Лондона до Амстердама. Те, что поменьше – внутренние ветки, северо-запад Франции.

– Для человека, не бывавшего здесь, ты хорошо осведомлен.

– Мне приходилось слышать эту историю, Деревце.

– И чья она?

– Одного эмигранта. Встретились в Неваде. Блефовал неплохо, но зря пошел va banque[17].

– Чем все закончилось?

– Даже не пытайся. Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе. Нам сюда.

Они миновали еще одно здание. Липа послушно шагала вперед, не отнимая руки. С удовольствием разглядывала прохожих и ловила обрывки разговоров на певучем языке – прежде незнакомом, но теперь понятном благодаря свойству.

– В той стороне индийский квартал. – Джек указал за плечо. – А еще пивная и семейное бистро.

– Ты собрался обедать?

– Именно! Мы с тобой идем в «Terminus Nord». Демократичные цены и традиционная кухня, если мсье Эжен не соврал.

Липа не успела моргнуть, как ее галантно усадили за столик у окна. Молодой официант принес меню и приборы. Джек в типично американской манере закинул ногу на ногу и заявил:

– Дама выбирает.

Липа поперхнулась. Поймала на себе внимательный взгляд.

– Чай, пожалуйста! – Французские звуки рождали непривычные ощущения во рту. – Черный. И венские вафли с шоколадом.

– А ты сладкоежка! – Джек подмигнул, когда официант удалился. Сам он заказал тосты и с величайшим сожалением отказался от красного вина.

Она пнула его под столом.

– Что? – Джек шутливо вскинул руки – сама невинность. – Я просто хотел послушать, как ты parles français[18].

– И как?

– Красиво, – произнес он без доли насмешки. Мягко и с какой-то тоскливой нежностью.

Сколько еще тайн хранил этот человек? За прошедшие часы Липа узнала многое о Джеке Хиггинсе, и все же этого было недостаточно. У него за плечами – столетия жизни. Сколько еще историй – не чужих, а своих – он мог бы рассказать!

– Ты тоже красивая, Деревце. Особенно когда злишься. Такой я тебя запомнил, – подмигнул он, – когда увидел впервые.

– Расскажешь мне, как это было? Для тебя.

Она водила пальцем по салфетке, отчего-то избегая смотреть прямо в глаза. Вспоминался взгляд у водопада.

– Узнаешь. – Он расплылся в улыбке, точно такой же, как на лестнице Дома, когда они встретили его с Игнасом. А ведь тот предостерегал: не хотел, чтобы Хиггинс «втянул ее во что попало».

«Он может говорить правду, – всплыло в памяти, – и тогда вы действительно встречались в каком-то из миров. Но ключевое слово “может”. Джек может все что угодно. И врет он как дышит».

– Это значит, что…

– Мое прошлое – твое будущее.

Липа сжала виски, тихонько застонав.

– Ты невозможен, Джек. Абсолютно невыносим. Ну почему все настолько запутанно?

– Время – это змей, кусающий себя за хвост. Иногда он свивается в спираль и становится знаком бесконечности. Глупо считать, что кто-то из смертных может его подчинить. Сейчас слушай внимательно и не перебивай.

Напускная бравада исчезла, Джек говорил сухо и серьезно.

– Вызовешь в памяти образ Дома и вернешься обратно. Падре с Лагардом наверняка нашаманили план по спасению Девятого. Следуй за ними и не рискуй зря. Обо мне не беспокойся.

Он потянулся к нагрудному карману.

– Вот то, о чем ты просила.

Джек перевернул карту рубашкой к себе.

– Она пустая, – выдохнула Липа.

– Так и должно быть. Однажды ты расскажешь историю целиком, и здесь появится что-то. – Он повел плечом.

– Почему не показал сразу?

– Сразу – неинтересно. Можешь мне пообещать?

– Смотря что.

Взгляд Джека сделался под стать голосу – острым, как лезвие ножа.

– Хорошо. Обещаю.

– Береги ее. Она – последняя ниточка.

В голове будто щелкнуло. Каша из мыслей и впечатлений мешала услышать очевидную вещь.

– Ты прощаешься! – Липа резко отодвинула стол, ударив по нему ногой. Звякнули приборы, задрожал графин с водой. – Зачем, Джек?! Время сделки истечет с последней картой, и ты потратил их на ерунду!

– Тише, Деревце. Люди оглядываются.

– Пускай! – Она пристально смотрела в серо-зеленые глаза, пытаясь запомнить, вобрать в себя, как северное сияние.