Читаем Феноменология духа полностью

в котором индивидуумы - каковы бы они ни были и что бы они не делали - хотят

силой вынудить для себя признание, ничего подобного еще нет.

Из всего только что сказанного явствует, однако, что с борьбой за

признание, составляющей необходимый момент в развитии человеческого духа,

отнюдь не следует смешивать поединок. Последний не относится, как это

справедливо для борьбы за признание, к естественному состоянию людей, но к

уже более или менее развернутой форме гражданского общества и государства.

Свое подлинное всемирно-историческое место поединок занимает с системе

феодализма, которая должна была быть правовым состоянием, но была им лишь в

весьма малой степени. Тут рыцарь хотел - что бы он со своей стороны ни

совершил - считаться человеком, который ни в чем не уронил своего

достоинства, остался совершенно незапятнанным. Это и должен был доказать

поединок. Хотя кулачное право и было введено здесь в известные рамки, оно

все же своей абсолютной основой имело себялюбие; осуществлением его давалось

поэтому не доказательство разумной свободы и действительно

государственно-гражданской чести, но, скорее, доказательство грубости и

часто бесстыдства чувства, притязающего вопреки своей прочности на внешние

почести. У античных народов мы не встречаем поединка, ибо формализм пустой

субъективности - стремление субъекта придать известный вес своей

непосредственной единичности - был им совершенно чужд; свою честь они

полагали исключительно в прочном единстве их с тем нравственным отношением,

которым является государство. Что же касается современных нам государств, то

в них поединок едва ли может считаться чем-либо иным, кроме как

искусственным возвратом к грубости средневековья. Правда, в военных кругах

прежнего времени поединок еще мог иметь тот более или менее разумный смысл,

что индивидуум хотел им доказать, что имеется более возвышенная цель, чем

давать себя убивать за деньги.


ВЏ433


Поскольку жизнь столь же существенна как свобода, постольку борьба

заканчивается как одностороннее отрицание прежде всего тем нравственном, что

один из борющихся предпочитает жизнь, сохраняет себя как единичное

самосознание, но отказывается при этом от требования признания себя другим,

другой же, напротив, крепко держится за свое отношение к самому себе и

признается первым из борющихся, который теперь подчинен ему, - отношение

господства и рабства.

Примечание. Борьба за признание и подчинение власти господина есть

явление, из которого произошла совместная жизнь людей как начало

государства. Насилие, составляющее основание этого явления, не есть еще

поэтому основание права, но лишь необходимый и правомерный момент в переходе

от состояния самосознания, погруженного в вожделение и единичность к

состоянию всеобщего самосознания. Это наличие есть внешнее, или являющееся,

начало государств, а не их субстанциальный принцип.

Прибавление. Отношение господства и рабства содержит в себе лишь

относительное снятие противоречия между рефлектированной в самое себя

особенностью и взаимным тождеством различенных, обладающих самосознанием

субъектов. Ибо в этом отношении непосредственность особенного самосознания

снимается пока еще только со стороны раба и, напротив, сохраняется на

стороне господина. В то время как природность жизни еще сохраняется здесь и

на той, и на другой стороне, собственная воля раба отказывается здесь от

себя и отдается на волю господина; содержанием воли раба становится теперь

цель повелителя, который, со своей стороны, принимает в свое самосознание не

волю раба, но лишь заботу о поддержании его природной жизненности; притом

так, что в этом отношении положенное тождество самосознания отнесенных друг

к другу субъектов осуществляется лишь односторонне.

Что касается исторической стороны интересующего нас отношения, то здесь

можно отметить, что античные народы - греки и римляне - еще не возвысились

до понятия абсолютной свободы, ибо они не познали еще того, что человек как

таковой - как вот это всеобщее "я", как разумное самосознание - имеет право

на свободу. Скорее человек только тогда признавался у них свободным, когда

он был рожден в качестве свободного. Свобода определялась у них,

следовательно как нечто природное. Вот почему в их свободных государствах

существовало рабство, и у римлян возникали кровавые войны, в которых рабы

пытались добиться для себя свободы - признания за ними их вечных

человеческих прав.


ВЏ434


Это отношение с одной стороны, - так как за средством господства,

рабом, также должна быть сохранена его жизнь - есть общность потребности и

заботы об ее удовлетворении. На место грубого разрушения непосредственного

объекта становится приобретение, сохранение и формирование его как того

посредствующего, в чем смыкаются обе крайности - самостоятельности и

несамостоятельности; форма всеобщности в удовлетворении потребности есть

длительно действующее средство и некоторая принимающая будущее во внимание и

его обеспечивающая предусмотрительность.


ВЏ435


Во-вторых, согласно различию между рабом и господином, господин в рабе

и в его службе имеет наглядное представление значимости своего единичного

Перейти на страницу:

Похожие книги

Глаз разума
Глаз разума

Книга, которую Вы держите в руках, написана Д. Хофштадтером вместе с его коллегой и другом Дэниелом Деннеттом и в «соавторстве» с известными мыслителями XX века: классическая антология эссе включает работы Хорхе Луиса Борхеса, Ричарда Доукинза, Джона Сирла, Роберта Нозика, Станислава Лема и многих других. Как и в «ГЭБе» читателя вновь приглашают в удивительный и парадоксальный мир человеческого духа и «думающих» машин. Здесь представлены различные взгляды на природу человеческого мышления и природу искусственного разума, здесь исследуются, сопоставляются, сталкиваются такие понятия, как «сознание», «душа», «личность»…«Глаз разума» пристально рассматривает их с различных точек зрения: литературы, психологии, философии, искусственного интеллекта… Остается только последовать приглашению авторов и, погрузившись в эту книгу как в глубины сознания, наслаждаться виртуозным движением мысли.Даглас Хофштадтер уже знаком российскому читателю. Переведенная на 17 языков мира и ставшая мировым интеллектуальным бестселлером книга этого выдающегося американского ученого и писателя «Gödel, Escher, Bach: an Eternal Golden Braid» («GEB»), вышла на русском языке в издательском Доме «Бахрах-М» и без преувеличения явилась событием в культурной жизни страны.Даглас Хофштадтер — профессор когнитивистики и информатики, философии, психологии, истории и философии науки, сравнительного литературоведения университета штата Индиана (США). Руководитель Центра по изучению творческих возможностей мозга. Член Американской ассоциации кибернетики и общества когнитивистики. Лауреат Пулитцеровской премии и Американской литературной премии.Дэниел Деннетт — заслуженный профессор гуманитарных наук, профессор философии и директор Центра когнитивистики университета Тафте (США).

Даглас Р. Хофштадтер , Дуглас Роберт Хофштадтер , Дэниел К. Деннет , Дэниел К. Деннетт , Оливер Сакс

Биология, биофизика, биохимия / Психология и психотерапия / Философия / Биология / Образование и наука