Но правительство, несмотря на крайне жалкое состояние и финансов, и армии, несмотря даже и на то, что Париж в эту важную минуту наотрез отказался дать требуемые от него в виде займа 200 000 ливров, а городская дума поднесла королю вместо денег жалобу на злоупотребления, допущенные им в государстве[1789]
, решилось и в этот раз обмануть Алансона и конфедерацию. Вопреки условиям перемирия король не только не распустил иностранных наемных войск, а напротив приказал Шомбергу и Мансфельду прислать во Францию еще 6000 швейцарцев и 8000 немецких рейтаров, и в тоже время запретил комендантам Ангулема и Буржа сдавать эти города Алансону. Конде не был впущен в Мезьер, а о выплате ему 160 000 экю не было и слуху[1790]. Правительство само нарушало условия перемирия, и потому, когда оно потребовало начатия переговоров о мире, то не получило ответа. 27 декабря Алансон, Конде и Беза написали в Рошель письма, в которых предостерегали жителей беречься и католиков, и заключенного перемирия, а в январе армия Конде и принца Казимира, состоявшая из 6000 рейтаров, 2000 французской кавалерии, 2000 ландскнехтов, 2000 пехоты и 6000 швейцарцев, вооруженная 16 пушками, вторглась, наконец, через Бассиньи во Францию. Она направлялась прямо к центру Франции, имела ввиду соединиться с Алансоном и Данвилем и тогда уже начать военные операции. Препятствий к выполнению плана не было. Правда, города запирали ворота перед Конде, но их сопротивление не привело к цели. Нюи был взят и страшно разграблен, города Дижон и Шартрез спаслись от подобной участи лишь тем, что первый заплатил 200 000 франков, а второй — 12 000[1791]. Сопротивления со стороны королевской армии и быть не могло: она была слишком малочисленна, чтобы решиться вступить в открытую борьбу с сильным врагом, и герцог Майей, назначенный главнокомандующим над этой армиею вследствие болезни его брата, герцога Гиза, должен был отказаться от своего желания померяться силами с Казимиром. Он требовал подкреплений, просил отвечать «по-французски», что ему делать, указывал на опасность, которая грозит власти короля, настаивал на том, чтобы ни принцу Конде, ни немцам не давали ничего, но ему не присылали ни денег, ни войска, и только Беллиевр, государственный секретарь, писал ему, что «трудно убедить людей, которые вооружены, тем лицам, у которых нет сил, чтобы убеждать хоть в половину страхом. Они (гугеноты) вооружены, а мы говорим с голыми руками: оттого происходит, что наши слова, когда они выходят даже из уст государя, производят слишком слабое действие»[1792]. Майену оставалось после этого отступать, и он совершал это дело с большой ловкостью; портил мосты и дороги, изредка беспокоил нападениями армию Конде. Но все это мало помогало делу. Все усилия Майена помешать переправе армии Конде через Луару подле Шарите, воспрепятствовать захвату Виши, оказались безуспешны, и Конде, взявши с Ниверне контрибуцию в 300 000 франков, с Оверни 150 000 и с Берри 40 000[1793], 4 марта в Шарру соединился, наконец, с герцогом Алансоном и Лану, которые ожидали его здесь со своею армиею.То была армия, силы которой в несколько раз превосходили силы короля. А между тем этим не исчерпывались силы гугенотов: еще существовала сверх этого армия Данвиля, да и король Наваррский, которому в конце февраля удалось убежать из Парижа[1794]
, собрал вокруг себя значительную массу дворян, в числе которых были и такие личности, как Фервак, еще недавно с такой энергией осаждавший Донфрон, и основал главную квартиру в Сомюре.Все эти силы должны были идти на Париж и принудить короля силой принять все те условия, которые они, победители, предпишут побежденному своему владыке.
11 марта блестящая армия конфедерации, состоявшая более чем из тридцати тысяч человек была выведена на поле Соре, лежащее невдалеке от Мулена. Тут были отряды, приведенные Конде и Казимиром, Алансоном и Лану; была и «самая храбрая и отважная знать изо всей Франции» (Маргарита Валуа); они были созваны для генерального смотра и отсюда должны были двинуться к северу[1795]
.