Феронакозия

Здесь в днище самодельного цветочного горшка был тайник, где хранились исписанные размашистым почерком письма никогда не вернувшегося из армии высокого и нескладного парнишки.

Туда же, поверх них, я положила желтую дискету, хранившую материалы на сына, родившегося от второй моей любви, умиравшей в нескольких метрах от меня.

Похороны организовала контора мужа. Они не поскупились. Мы почти задыхались от запаха бесчисленных белых линий. Священник с дымящим кадилом совершил отпевание. Из ближайших родственников у гроба стояли лишь Эдик, да я. Мой сын был бледен и напряжен. Он издал резкий смешок, убедившись, что его брат не появился на прощании с отцом. В следующие дни мы следовали обычным ритуалам. После сорокового дня настала тишина. Меня навещала лишь ближайшая подруга, дочка которой много лет назад без вести пропала в нашем дачном поселке. Если одновременно с ней заходил и Эдик, то разговор неизбежно возвращался к тем дням. Несчастная все еще не пережила свою боль, а мой жестокий сын настойчиво втягивал ее в разговоры о дочери. Однажды, вернувшись из кухни с чаем на подносе, я увидела, что она плачет у него на плече. Рука Эдика лежала на ее колене. Мои сыновья всегда очень отличались друг от друга. Погруженный в науку Александр не находил времени ни на женщин, ни на мужчин. Эдик же был с юных лет чрезвычайно горяч.

Я немедленно вызвала его на кухню и сделала замечание. Он оскалился и вдруг заявил, что раз уж мне так хочется его воспитывать, то он переедет ко мне. Сегодня же! Вместе с отвратительным чернобородым телохранителем, которого ему подыскал уже много лет назад отец. В тот же вечер он вломился с парой чемоданов в нашу старую квартиру на Лиговском, несмотря на мои резкие протесты.

– Я стану твоим утешением, мама, – улыбаясь приговаривал он. Его прежде открытая улыбка становилась ужасной гримасой. – Мы будем снова вместе – я под твоим контролем, а ты – под моим. Кстати, я так тебя люблю и хочу уберечь от разных напастей, что запрещаю тебе выходить из дома. Даже в магазин. Аслан все купит и принесет.

Первые следы поисков в квартире появились почти сразу же. Той же они ночью они обыскали кабинет отца, вскрыли сейф, потребовав от меня его шифр, после занялись нашей спальней. А дальше уже не особо стеснялись и пришли в мою комнату,.

– Что ты ищешь, сын? – спрашивала я, разводя руками.

– Неужели не догадываешься? Кому же еще старый урод мог ее оставить? Придурошному Сашке?! Хотя он и на это был способен. Мать, давай сядем и обсудим все вместе! Лучше отдай ее! И после у тебя не будет лучшего сына. Захочешь в Грецию на Санторин, тут же полетишь! Захочешь в Канаду, в Исландию, Америку или даже к твоему любимому сыночку на веки вечные – в следующую минуту будет исполнено! Или второй вариант – ты будешь сидеть тут со мной или чаще с Асланом, я приведу сюда эту твою престарелую шлюшку-подружку, и ты будешь смотреть и слушать, как она визжит поросенком. Аслан будет водить ее на поводке, пока мне не надоест. А если тебе и этого покажется недостаточно, то думай сама, что произойдет дальше. Она найдет Чистилище раньше нашего несравненного Алекса.

Признаюсь, я вся похолодела от этих слов. Я была взаперти. Мой сын превратился в монстра. Телефон отключили, мобильный отобрали. Я снова и снова повторяла себе, что мне нужно любой ценой защитить старшего Сашу.

– Эдик, сынок, – проговорила я как можно более спокойно, – Ты ошибаешься. Твой отец ничего мне не оставлял, кроме маленького счета, на который я смогу доживать свою жизнь. Саша тоже понятия не имеет о том, что здесь творится.

– Конечно, – прорычал он, бурявя меня волчьим взглядом, – ты всегда на его стороне. И почему мы так отличаемся? Не подскажешь, мать? Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Я сообщу ему, что ты слегла и зовешь его. Вот тогда он уже никогда с родины не выберется! Это я ему легко устрою!

– Сын, ты вправе поступать так, как считаешь правильным, – отвечала я, – но не думаешь ли ты, что если бы твой отец хотел что-то спрятать, то мог бы найти место и понадежнее этой квартиры?

– Это мы скоро узнаем! – хмуро ответил он и вышел из комнаты прочь. Я услышала, как они обменялись с Асланом несколькими фразами, потом хлопнула входная дверь.

Начиная с этой минуты и все последующие дни, я старалась добиться хоть какой-то человеческой симпатии от телохранителя. Бандит Аслан всегда носил на лице неприступную маску. Я пыталась вспомнить все, что слышала о нем прежде. Отец Аслана был бесстрашным бойцом. Когда-то он прикрыл от пули моего мужа, был ранен, но спас тому жизнь. Когда я напомнила Аслану об этом случае, он вытянул губы в трубочку, прищурился и продолжил небрежно переключать каналы на телевизоре в кухне, где он проводил большую часть времени.

А потом вернулся мой сын и заявил, что если я не перестану упрямиться, то он не посмотрит на то, что я его мать. Он терял терпение. Мне сделалось страшно, я понятия не имела о том, что он задумал. Однако у меня не было сомнений, что он пойдет до конца.