Выступил мэр города Ланцио с восторженной речью, в которой упомянул имена тех, чьими силами стала возможной прокладка первой железной дороги в городе. Затем он произнес слова напутствия, в которых заключил, что отныне Рим и Ланцио будут связаны узами не только братскими, но и деловыми, что с этого дня жители должны быть готовы к тому, что в их городе наступит экономический рассвет и что этот день будет навеки вписан в историю города и страны. Когда он закончил, его место занял отец Флавио, который благословил поезд, окропив его святой водой из позолоченной чаши.
Все было готово. Оттавио давно находился на своем месте в кабине локомотива, как и пассажиры. Ожидали лишь Франко. Он запрыгнул на подножку поезда, синьор Лечче махнул рукой, возвещая об отправлении. Раздался гудок, и поезд качнулся, сдвигаясь с места и медленно набирая ход. Публика зааплодировала, оркестр заиграл громче, с перрона послышались возгласы и пожелания счастливого пути. Франко встал у двери вагона в тамбуре, провожая глазами тех, кто остался. Он смотрел, как, стоя под тенистым навесом, машут вслед поезду женщины – их платочки напоминали белые флажки, дети бежали вдоль перрона, словно хотели догнать, а то и перегнать набирающий ход состав, – они щурились от ярких лучей солнца и кричали вслед. Франко вглядывался в лица, такие светлые и дорогие его сердцу, он не мог оторвать от них глаз, жадно запечатлевая в памяти их улыбки, взгляды. Синьор Абате, неуклюжий аптекарь, суетливо подтолкнул маленького сына, чтобы тот не переставал махать, пара молодоженов, обнявшись, смотрела вслед, возможно, представляя, как их собственные дети поедут в столицу, когда вырастут. Тонкая ленточка, упорхнув с чьей-то шляпки, взметнулась вверх, потревоженная порывами воздуха, и, описывая фигуры, заплясала танец прощания. Лица таяли, уплывая все дальше, сливаясь в неясные пятна, потом поблекли и они, превратившись в плакучую акварель, щемяще прекрасную и отчего-то очень далекую.
Перрон закончился, и поезд, набрав скорость, покатился вдоль загородных вилл, стоящих по обе стороны железной дороги, чуть позже они сменились на деревья, поля и горы. Франко вышел в тамбур, прислушиваясь к размеренному стуку колес, и вдруг ощутил, как мягкая женская рука легла ему на плечо. Обернувшись, он увидел Викторию. Она была взволнована и тяжело дышала, неспособная вымолвить ни слова, так что Франко пришлось взять ее за руку, чтобы она собралась с силами и смогла заговорить.
Пробыв наедине несколько минут, они вернулись в вагон. Маддалена бросила на пару красноречивый взгляд и демонстративно отвернулась к окну. Виктория же подошла к ней и уселась рядом. Казалось, она не заметила очевидной перемены настроения Маддалены и, указывая пальчиком в стекло, с увлечением заговорила. Франко, проследив за ее рукой, увидел старинную церквушку, купол которой, вспыхнув солнечным бликом, вскоре остался вдали.
– Умереть от жажды нам не грозит, хорошие новости! – произнес Дон Антонелли, вытаскивая бутылку шампанского из ведерка со льдом. Он находился в приподнятом настроении, в глазах плясали чертики. – Господа, чтобы нам стало еще веселее, я предлагаю обратить внимание на мой сюрприз. Риччи! – он кивнул своему капо. При этих словах тот выудил из-под сиденья черный кожаный чемоданчик и поставил на стол, предлагая его на всеобщее обозрение.
– Что там внутри? – громко выкрикнул Лоренцо. Дети уже переместились в первый вагон к взрослым.
– Тихо ты! – прикрикнула на него Беатрис, взволнованная столь выдающимся соседством.
Риччи раскрыл чемоданчик, и глазам присутствующих предстал новехонький патефон. При виде него у Франко по спине пробежала дрожь. Он вспомнил, словно вчера, свой первый обед с Донатой и Николо, вспомнил, как Николо хвастался покупкой точь-в-точь такого же проигрывателя, стараясь впечатлить гостя-иностранца… Лоренцо, по всей видимости, тоже узнал устройство, потому что лицо его изменилось, и он поспешил отвернуться к окну.
– Сейчас, сейчас, – засуетился Дон Антонелли, устанавливая иглу. – Это переносная модель, способная играть везде, где только пожелаешь. А, что скажете? – Он поднял вверх пластинку, ожидая возгласов одобрения. Полилась музыка, и романтичное настроение охватило вагон: каждый оценил торжественность момента. Волшебные звуки преобразили всех, да еще и шампанское! Риччи так расчувствовался, что не мог перестать пялиться на Викторию, которая всецело отдалась музыке и сидела со слезами на глазах, покачиваясь из стороны в сторону. Маддалена все еще дулась, вспоминая взгляды, которыми то и дело обменивались Франко и Виктория.
Вдруг Фабио, который до этого высунул голову в открытое окно, закричал, всполошив весь вагон:
– Туннель! Я вижу туннель! Мы скоро въедем в него!
– Надо налить еще шампанского, быстрей, пока не стало темно! – воскликнула Виктория.
Присутствующие подняли бокалы:
– За тебя, Франко! За новый путь в будущее, который ты проложил!
– За Ланцио!
– За железную дорогу!