Разумеется, интерес к частной жизни модельеров не новое явление. Как замечает Гандл, говоря о Версаче и других дизайнерах конца ХX века, их слава, порой скандальная, чаще всего зависела от того, как они преподносили публике свой стиль жизни и как выстраивали рассказ о ее частной стороне: «Они производили не только одежду, но и контексты, в которых ее надо было носить». Модельеров, приобретших статус «мастеров стиля»234
, нередко воспринимали как олицетворение современного гламура, но, в сущности, окружающая их аура вобрала в себя уже существовавшие представления о харизме. Эти представления по большей части сформировались еще в предшествующие эпохи, как, например, социологическая концепция харизматической власти, предложенная Максом Вебером. Они были неразрывно связаны с постромантическими мифами о художнике и тайне творчества. Социолог Фредерик Годар назвал «персонализацией моды»235 использование образа кутюрье-гения и окутывающего его ореола тайны для маскировки более приземленных процессов и механизмов производства. Она породила множество мифов о творческой личности, которые повысили символическую ценность модной индустрии, убедительно представив высокую моду как разновидность искусства, а модельера – как художника или автора. По мнению Кристофера Бруарда, специалиста по истории моды, легенда о творческом вдохновении дизайнера во многом способствовала «упрочению статуса моды как единственной в своем роде современной культурной практики». И далее: «Пусть фигура жеманного и деспотичного модельера, от прихоти которого зависит длина юбок во всем мире, – нарочито карикатурный образ, лучше всего подходящий для зрелищных голливудских фильмов и глянцевых журналов, однако подобные стереотипы, несомненно, оказали значительное влияние на восприятие моды как продукта и процесса на протяжении двух предшествующих столетий». Утверждая, что представления рядовых потребителей о моде исторически складывались именно на основе дизайнерской моды, Бруард прослеживает существенные, но неоднородные изменения в производстве и коммуникациях, сопряженные с появлением фигуры модельера-знаменитости. По мнению исследователя, талант первых представителей этого типа, например Коко Шанель, заключался не столько в их художественном вкусе, сколько «в способности улавливать перемены в культуре и эстетике и отражать их в стилистике своего дизайна, узнаваемой и хорошо разрекламированной»236. Эталон высокой моды, предполагавший стремление к роскоши, изначально был неотделим от прославления модельера в статусе художника-творца. В книге «Культура высокой моды: к вопросу о современном искусстве и моде» (Couture Culture: A Study in Modern Art and Fashion) искусствовед Нэнси Трой отмечает, что кутюрье начала ХX века, в частности Жак Дусе, Поль Пуаре, Жанна Пакен, чьими заказчиками были представители элиты, продвигали свои изделия, делая упор на уникальность, подлинность и авторство237.