Фестиваль

Самокруткин зигзагами побежал к ближайшей троллейбусной остановке, про себя почему-то проговаривая: «Ай, как нехорошо получилось… Ай, как нехорошо получилось…»

Иммануила Каца, его жену Генриетту, а также его пособников: усатую Милену Георгиевну, пузатую Валерию Ильиничну и вежливого диссидента Ковалева арестовали на рассвете.

Иммануил полностью во всем признался и раскаялся уже через пять минут после начала беседы со следователем, объяснив свой нестандартный поступок расшатавшимися за время противостояния с главным режиссером нервами и неудавшейся личной жизнью. Мужественней всех на допросах вела себя Валерия Ильинична. После каждого вопроса представителя следственных органов она каждый раз мотала головой из стороны в сторону и показывала пальцем попеременно то на правое, то на левое ухо, явно симулируя глухоту и демонстрируя полнейшее непонимание. Наконец сделав письменное заявление в адрес генерального прокурора лично, носящее явно оскорбительный характер, она опять же жестами показала, что больше от нее не дождутся ни слова, и умолкла, как ей показалось, навсегда. Валерии Ильиничне стало себя очень жалко, но от слез она предусмотрительно все-таки воздержалась.

Милена Георгиевна в альтернативу своей подруге, напротив, с живейшим интересом приняла участие в допросе, охотно поделившись не только своими знаниями, но и просто соображениями по всем интересующим следствие вопросам.

– Скажите, Милена Георгиевна, а кто подкладывал взрывчатку в подъезд Самокруткина? – спросил ее следователь.

– Вы знаете, это мог быть кто угодно, но только не я.

– Другими словами, вы хотите сказать, что вам не известен исполнитель террористической акции?

– Мне известен круг людей, в числе которых наверняка он находится. Это Кацы, Ильинична и Ковалев.

– Хорошо. Тогда что вы можете сообщить по поводу заказчика преступления?

– Чистосердечно заявляю, что конкретный заказчик мне также не известен. Но круг людей, в котором он, вне всякого сомнения, находится, составляют те же самые.

– …Кацы, Ильинична и Ковалев?

– Именно так.

– А что вы можете сообщить по поводу местонахождения каждого из них?

– Насколько мне известно, все они уже находятся в одном месте – следственном изоляторе номер четыре ФСБ России в Лефортово.

– Скажите, пожалуйста, кого вы считаете самым главным среди вышеперечисленных людей, инициатором происшедшего?

– Это, безусловно, Кац. Кстати, я знаю адреса проживания трех его любовниц, двух племянников и одного троюродного брата.

– Нет, спасибо. Это лишнее. Можете быть свободны. Всего вам хорошего.

Первым делом, выйдя от следователя, усатая Милена Георгиевна уселась на лавочку на улице Петровка и задумалась. Проходившие мимо нее люди смеялись и говорили друг другу какие-то хорошие слова – и это не понравилось опытной диссидентше.

– В то время когда другие страдают, вот так вот бесцельно шляться по городу… Фи… – Женщина вдруг поднялась со скамейки и решительно направилась по известному ей адресу.

Самокруткин оказался на месте, он уже руководил бригадой строителей, разгребающих завалы в его подъезде.

– Я пришла покаяться… – Усатая Милена Георгиевна вопрошающе глянула на главрежа. – Я больше не буду.

Иван Петрович никогда не страдал садистскими наклонностями и поэтому не собирался отсекать старческую повинную голову острым театральным мечом.

– Скажите, а что Кац, он также раскаялся?

– Понятия не имею. Будь моя воля, я бы его лично расстреляла. Хоть завтра, и абсолютно бесплатно. И будьте уверены – рука не дрогнет.

– Неужели же он такой негодяй?

– Конченый мерзавец.

– Не хотите ли в таком случае чашечку чая?

– Нет, спасибо. Скажите только, что вы меня прощаете, и я счастливая уйду.

Самокруткин профессионально замялся:

– Ну… Ну… тогда… будем считать, что я к вам никаких претензий не имею. Всего вам хорошего.

– А вы знаете, вы так похожи на моего сына…

«Ей бы побриться», – подумал Самокруткин и сказал:

– Да? Очень приятно. Надеюсь, его вы не собирались взрывать?

– Да на самом деле я и вас не собиралась. Я лишь только подписала воззвание.

Самокруткин занервничал:

– Простите, простите… Как вы сказали?

– Ну, обычное воззвание… к народам мира.

– И о чем же вы там пишете?

– Да ни о чем существенном. Разные глупости.

– А зачем же вы их тогда подписывали?

– А куда бы я на хрен делась? Кац с Ковалевым убить обещали. А Генриетту они, по-моему, уже кокнули.

Самокруткин вздрогнул и, боязливо поежившись, быстро распрощался. Уже через минуту он с тревогой накручивал диск телефонного аппарата…

Ирина Львовна Ловнеровская сумела приподнять свое грузное тело с замызганного дивана лишь к трем часам дня пополудни – в дверь кто-то активно названивал, порой переходя то на аккуратный стук костяшками пальцев, то на громогласные удары кулаком.

– Кто? – нервно спросила ответственная квартиросъемщица.