Февраль - кривые дороги

Настя писала десять дней, вернее, ночей, и как ни загораживала настольную лампу газетами, вероятно, мешала спать сестре с зятем. Но они ни единым словом не намекнули о том Насте.

Вскоре на литобъединении при журнале «Фронт фабзавучника» Настя прочитала свой рассказ, названный ею «На пороге». Героиня, как и она, училась в ФЗУ, ее ждала работа на заводе. Юная, немного восторженная, любимая подругами — ей все удавалось, все манило новизной. Но было одно «но» в ее жизни: первая неудачная любовь.

Настя прочитала рассказ самозабвенно — он самой ей нравился — и несколько ошалелыми глазами уставилась на ребят, сидящих за двумя составленными столами.

Два месяца она посещала это литературное объединение при журнале, слушала стихи и рассказы, что обсуждались здесь, иногда выступала, но больше присматривалась, оценивала, кто всерьез намеревался посвятить себя литературе, а кто лишь был горячим поклонником.

Первым взял слово заместитель редактора журнала, он же и руководитель литературного объединения.

— Мое впечатление от рассказа Воронцовой хорошее. По стилю, конечно, следует пройтись основательно, а в целом взволнованно и искренне. И хорошо, что автор написал рассказ на знакомом материале, что близко ей по духу. В центре дала рабочую девушку с радостным восприятием жизни. Молчала, молчала наша Настя и выдала на-гора: прямо бери и печатай в журнале! И напечатаем.

Настя держала в руках карандаш над чистым листом бумаги, но записывать похвалу было неудобно.

Вот, стало быть, чем кончились творческие муки! Впервые ее рассказ будет напечатан в журнале с огромным тиражом, а до этого она даст его заводской газете. Пусть прочитает Федор Коптев и задумается. Он должен понять и другое, раз она могла написать об этом, значит, уже отболело...

Для Федора Коптева рассказ Насти не был неожиданностью. Литкружковцы говорили о нем, как о большой удаче, но Федор к отзывам ребят относился сдержанно: преувеличивают, должно быть, по своему неравнодушию к автору!

Читая рассказ Воронцовой в многотиражке, Федор ясно видел его недостатки и в ломающемся сюжете, и в беглой обрисовке героев. Рассказ на уровне ученического, однако литкружковцы правы: чем дальше Коптев читал рассказ, тем труднее было ему унять в себе всевозрастающее волнение от удивительной искренности, с которой Настя сумела поведать о своей первой любви.

И сколько горечи, грустной иронии к тому, кто отверг ее, и к той — сопернице. Нет, не завидует автор их счастью, да и будет ли оно? Уж не пророчество ли это какое. Ах, Настя, Настя!

Федор мысленно давал себе слово ничем не выдавать своего волнения в бригаде, ни тем более дома. Рассказ прочитают и забудут, как со временем забудет и он, или, во всяком случае, острота восприятия притупится. Да и рассказ не очерк, в нем правда перемешана с вымыслом.

День на работе у Федора закончился благополучно, ребята при нем словно языки прикусили, хоть рассказ прочитали все, и все, надо полагать, догадались, кого он ближе всех касается. Деликатные!

Дома Антонина пытливо заглянула мужу в глаза и как будто собиралась спросить: «У тебя ничего не случилось?» Заговорить самой о Настином рассказе отваги не хватало, да и побаивалась она поднимать литературную тему.

Зато тетку распирало: прочитав в заводской газете, в каких нелестных красках выставлена ее Тонечка, она пришла в негодование и собиралась сама отправиться к Насте «принимать меры».

— Что ты, тетя Даша, какие меры, это же рассказ! — сердито одернула ее Тоня. — Там и внешность не моя и имя другое...

Федора стала мучить бессонница. Промаявшись всю ночь, он едва засыпал под утро, а днем малейший пустяк мог вывести его из равновесия.

Не с кем было поговорить, отвести душу. Стоило Федору остаться одному, он хватался за карандаш и строчил, строчил в своей записной книжке. Потом все листы со словами раскаяния, запоздавшей влюбленностью в Настю вырывал до самой корки. Не хватало еще, чтобы их прочитала Антонина.

Г Л А В А XXIV

Это было похоже на удар в спину: анонимка с изложением биографии Анастасии Воронцовой: отчим — торговец, мать — лишенная избирательного права, а их дочка пристает к женатому мужчине.

«Кого же вы приняли, товарищи комсомольцы, в свои ряды? Человека, чудовищно солгавшего вам? Приприте ее фактами, а всего лучше справьтесь в комсомольской ячейке городка, где Воронцовой показали от ворот поворот.

Если не примете никаких мер по отношению к А. Воронцовой, то я не побоюсь назвать свое имя, потому что ручаюсь за правду вышеизложенного».

Запечатанный конверт с анонимкой был обнаружен секретарем партийной ячейки учебного комбината у себя в кабинете на столе.

Он прочитал. Поморщился и вызвал Дашу Зернову.

— Кто такая Воронцова? Если не ошибаюсь, она член литкружка, печатается в многотиражке... Так, так, она! А вот про нее пишут нехорошие вещи. Разберитесь, пожалуйста, только без шумихи.