Февраль - кривые дороги

«Не верю, не может быть. Правдивые глаза Насти и ложь. Почерк скорее всего женский, — недоумевая, раздумывала Даша. — Будь моя воля — я бы ни за что не стала копаться в этой грязи. Я уверена в одном: Настя Воронцова настоящий, высокой пробы человек!»

Даша справилась по расписанию, в какой аудитории занимается Настя. Потом поднялась на второй этаж. Она не видела иных путей, кроме прямого, доверительного разговора, впрочем, и такой разговор представлялся ей омерзительным допросом.

Высокая, длинноногая Настя стремительно бежала по коридору навстречу Даше, торопилась в гимнастический зал на урок физкультуры.

Они сегодня уже здоровались, и Настя ограничилась тем, что махнула ей рукой, но Даша остановила ее.

В ячейке секретарь вытащила из ящика стола анонимку и положила перед Настей.

— Узнаешь почерк? — спросила она на всякий случай.

Настя взглянула на листок и сразу изменилась в лице.

— Узнаю, — глухо ответила она.

Даша меньше всего ожидала услыхать от нее такое признание. Это была находка, удача, и могла сразу все объяснить. Она радостно заволновалась, уже почти уверенная, что Настю оклеветали по низким личным мотивам. Но стоило ей пристально посмотреть на девушку, как она приуныла. Нет, не все было столь просто!

— Настенька! — секретарь тихо коснулась ее плеча. Девушка повернула голову, и глаза их встретились. Надменное отчуждение выразил Настин взгляд. Даша удивилась: чем она обидела ее?

— Настя, я теряюсь, я не знаю, как истолковать твое молчание? — тихо проговорила Даша, вторично обращаясь к ней.

— А ты не теряйся, — уныло вымолвила Настя. — Или верь, или не верь мне. Куда как проще!

«Хорошо, придется съездить к ней на дом и встретиться с сестрой», — быстро решила про себя Даша, а вслух сказала:

— Иди, занимайся физкультурой, у тебя еще есть время, — но едва она произнесла это, как сразу поняла, что сказала не то: до физкультуры ли сейчас Насте!

— Ну-у-у дела... — глядя на закрывшуюся за Воронцовой дверь, протянула Даша, стоя за столом и запуская руку в свои каштановые кудри.

«Но в обиду я ее не дам, ни при каких, пусть самых противоречивых, обстоятельствах!»

Даша застала Марию дома, и обе с первых же слов стали чувствовать себя так, точно были век знакомы.

У секретаря ячейки отлегло от сердца: сестра-комсомолка с самого детства оказывала влияние на Настю, а в последний год сестры постоянно жили вместе.

Даша наметила план действий: хочешь не хочешь, придется вызывать в партячейку автора анонимки, Марию, Настю. Ну, поволнуется немного девушка, и тем все кончится!

Мария, как и младшая сестра, с первого взгляда узнала почерк Антонины, а в доказательство показала Настин альбом, где рукой соседки был нацарапан стишок на память:

Вы прелестны, будто ангел
Или роза без шипов...

— А не завернуть ли мне на минутку к этой самой Антонине, полюбопытствовать, как живет она? — проговорила Даша.

— Сходите. Только дома ее сейчас нет, одна тетка. Но будет полезно поговорить с ней, — посоветовала Мария, прощаясь с Дашей.

Марии пора было отправляться на работу во вторую смену и нужно было обязательно написать Насте несколько успокоительных слов.

«Ох, и злая же душонка оказалась у самохинской дочки», — возмущалась Мария, с трудом отгоняя горькие раздумья о втором замужестве матери.

Но теперь, конечно, уже ничего не исправить, ничего не вернуть. Да и, рассуждая по совести, та первая половина жизни, что мама прожила с их отцом, разве не искупала вторую? «Ну вот, я загнана в тупик», — обреченно думала Настя, выходя из ячейки. Горькое, злое отчаяние поднималось в ее душе, просило выхода. Пусть делают с нею, что хотят, пусть! Никому и ничего она не станет объяснять и оправдываться. При вступлении в комсомол она написала в анкете правду про отца-комиссара. Что же касается отчима, то он всегда был ей чужим человеком.

Коридоры учебного комбината пустовали, шли уроки, и Настя в полном одиночестве взяла пальто в раздевалке.

— Да ты уж не заболела ли, фабзайчонок? — заботливо спросила Настю гардеробщица.

— Нет, не заболела, — монотонно промолвила девушка.

Настя знала, что ее вот такой своевольный уход с занятий может быть причислен к прогулу. Но теперь уже все равно, все нипочем!

На улице февральский день с голубыми сугробами снега на изрытой строителями земле закружился, засвистел вокруг Насти порывистым ветром. Ему было здесь где разгуляться. За воздвигнутыми корпусами простиралось поле, и лишь совсем вдалеке смутно темнели очертания автомобильного завода. Конец города, конечная остановка трамвайной линии.