Фьезоланские нимфы

Целуя, молвила: «Мой друг бесценный,
Какой-то властной нежною судьбой
Влекусь тебе предаться непременно
И не искать защиты никакой
Против тебя. Сдаюсь тебе — и пленной
Нет сил уж никаких перед тобой
Противиться Амуру: истиранил
Меня тобой — глубоко в сердце ранил.

CCCVIII

И я исполню все твои желанья,
Всё, что захочешь, сделаешь со мной:
Утратила я силы для восстанья
Перед Амуром и твоей мольбой;
Но лишь молю — яви же состраданье, —
Потом иди скорей к себе домой:
Боюсь, что всё же буду здесь открыта
Подругами моими — и убита».

CCCIX

Дух Африко тут радость охватила
При виде, как в душе приятно ей;
Её целуя, сколько силы было,
Он меру знал в одной душе своей.
Природа их на хитрость убедила —
Одежды снять как можно поскорей.
Казалось, у двоих одно лишь тело:
Природа им обоим так велела.

СССХ

Друг друга целовали и кусали,
Уста в уста, и крепко обнялись.
«Душа моя!» — друг дружке лепетали.
Воды! Воды! Пожар! Остановись!
Мололи жернова[49] — не уставали,
И оба распростёрлись, улеглись.
«Остановись! Увы, увы, увы!
Дай умереть! На помощь, боги, вы!»

СССХI

Вода поспела, пламя погасили,
Замолкли жернова, — пора пришла.
С Юпитером так боги пособили,
Что Мензола от мужа зачала
Младенца-мальчика; что в полной силе
И доблести он рос — вершить дела;
Всё в свой черёд — так о повествованье
Мы доброе дадим воспоминанье.

CCCXII [50]

Так целый день почти что миновался,
Край только солнца, видный, пламенел,
Когда усладой каждый надышался,
Всё совершив, обрёл, чего хотел;
Тут Африко уйти уже собрался,
Как сам решил, но всё душой болел;
И, Мензолу руками обнимая,
Он говорил, влюблённый лик лобзая:

CCCXIII

«Будь проклята, о ночь, с своею тьмою,
Завистница восторга нас двоих!
Ведь я так рано принуждён тобою
Покинуть благородную! Каких
Я ждал блаженств — и их лишён судьбою!»
И много длительных речей иных
В страдании глубоком изливалось:
Разлука горше смерти показалась.

CCCXIV [51]

Стояла Мензола, мила, стыдлива,
Потупившись, как будто бы грешна,
Хотя уж не была она так живо,
Как в первый раз, тоской удручена.
Разнеженная, хоть чужда порыва,
Была уже счастливее она.
Обмана всё-таки ей страшно было
Невольно — и она заговорила:

CCCXV

«Что можешь сделать ты ещё — не знаю;
Не уходить — предлог теперь какой?
Любовь моя, тебя я умоляю, —
Ты утолён со всею полнотой —
Ты должен удалиться, полагаю,
Не медля ни минуты здесь со мной.
Ведь только если ты уйдёшь, любимый,
Я здесь могу остаться невредимой.

CCCXVI