Фьезоланские нимфы

Но наконец, как чтить умерших строгий
Повелевал обычай той порой,
Так тело, после скорби слёзной, многой,
Рождавшей плач, и жёсткий вопль, и вой,
Сожгли, рыдая с мукой и тревогой,
С великой, безутешною тоской,
Как те, что в этой жизни благо знали
Единственное — и его теряли.

CCCLXXI

А после пепел стынущий собрали
Костей сыновних и к реке пошли,
Где воды все багряные бежали
И кровью сына милого цвели.
У берега там землю раскопали
И пепел в ней глубоко погребли,
Чтоб имя там его не погасало,
Но реку навсегда знаменовало.

CCCLXXII

С тех пор, как ныне, реку люди стали
Прозваньем Африко именовать:[61]
И там в тоске и горе пребывали
Отец-страдалец, мученица мать.
Так Африко окончил жизнь в печали.
О милом память — речке сохранять.
Оставим их и возвратимся снова
Мы к Мензоле, о ней продолжу слово.

CCCLXXIII [62]

А Мензола тем временем страдала
И грустно и раздумчиво жила.
Но всё ж, поняв, что облегчить нимало
Всего, что совершилось, не могла, —
В неcчастиях терпенье обретала
И, как бывало, снова начала,
Хоть изредка, с подругами встречаться
И, хоть и против воли, оживляться.

CCCLXXIV

И повстречать не раз ей приходилось
Тех нимф, что были с ней, когда она
Досталась Африко. Всё, что случилось,
И все другие знали уж сполна, —
Не о грехе, конечно: говорилось
О том, как честь успешно спасена.
И Мензола, умея лицемерить,
Заставила в своё спасенье верить.

CCCLXXV

И с каждым днём спокойней становилась
И твёрже Мензола, убеждена,
Что к ней всё уваженье сохранилось
Её подруг, считавших, что она,
Как и они же, чести не лишилась,
И лжи её поверивших сполна,
Так что казалось ей, что и Диана
Уж ни греха не вскроет, ни обмана.

CCCLXXVI

Не значит это, что она изгнала
Из сердца Африко иль чтоб могла
Забыть услады прежние, — нимало;
Иль чтоб его тихонько не звала,
Когда не страшно, или не вздыхала
По нём частенько, ласково-мила;
Влюблённую, любовь её страшила, —
Она огонь глубоко в сердце скрыла.

CCCLXXVII

И, как всегда, бродить уже решилась
С подружками она, с копьём в руке,
Охотясь. Вот в том месте очутилась,
Где Африко сдалась. И вдалеке
Любуясь, завздыхала, умилилась,
Чуть слышно молвя в сладостной тоске:
«Мой Африко, всей радостью земною
Ты здесь упился, овладевши мною!

CCCLXXVIII

Теперь уж я не знаю, что с тобою,
Но, думаю, тоскуешь обо мне
Глубоко. Только не моей виною:
Страх не даёт мне мыслить об огне».
Так говоря, желала всей душою,
Чтоб Африко доволен был вполне,
Теперь уверенная уж заране,
Что всё здесь тайна — нимфам и Диане.

CCCLXXIX [63]