– Хватит – два миллиона вполне приличная сумма, причем в долларах.
– Это за «Коней» и в России. А за «Вечерний натюрморт» во Франции может быть гораздо меньше.
– Говорю же, надо опять что-то с конями! Любил он красных коней…
– Любил, но это опасно: надо начинать с не особо приметного, но все равно прибыльного. Посему «Вечерний натюрморт», как пара к «Утреннему», что вполне логично.
Изображали сей созданный (с учетом недельной подготовки всего за три дня) «Вечерний натюрморт» тот же, что и в «Утреннем» (только в красно-синих сумерках) столик, на котором помещались все тот же букетик, правда привядший, все тот же металлический чайничек, но повернутый другим боком, половина сайки черного с глазастой докторской колбасой, надкусанный зеленый огурец и на самом краю – срезанная краем бутылка водки.
На колбасе сидела изумрудно-зеленая, но с пламенеющими, словно от отражения в ее крылышках пролетарского заката, муха.
– Красная муха! – восхитилась Саша. – Не конь красный, а
Илья смущенно заметил:
– Думаешь, не переборщил? Может, муху убрать?
– Муху оставь! Красная муха на куске колбасы как символ триумфа коммунизма! Господи, как же я тебя люблю!
Чмокнув мужа в лоб, Саша заметила:
– Тебе понятно, что у тебя талант имеется?
– Ну да, имеется, только в чем? В подделке чужих шедевров?
– Ты ничего не подделывал, потому что никакого «Вечернего натюрморта» у Петрова-Водкина, конечно же, нет. А благодаря тебе появился. Скопировать его «Коней» может мало-мальски средний художник. А создать вот этот «Вечерний натюрморт», да еще с красной мухой, способен только тот, кто обладает талантом!
– Думаешь? – спросил смущенный муж, и Саша, снова его целуя, заявила:
– Знаю!
Картину пришлось состарить, и для этого пригодились рецепты покойного реставратора Эрмитажа Ильи, который научил своего тезку кое-каким простым, но более чем эффективным трюкам. Потом пришлось подбирать соответствующую старую раму, уйма которых имелась в запасниках виллы Арсон, и наконец все было готово.
Вся работа заняла тринадцать дней – и, взирая на помещающийся в не самой лучшей (как и надлежит затерянному шедевру), облезлой, с трещиной и сколами раме «Вечерний натюрморт», Саша, насладившись зрелищем, сказала:
– Прямо хоть в Русский музей отдавай на реставрацию!
Илья же гордо заметил:
– И они бы тоже не распознали, что это не оригинал? На чем ловят тех, кто специализируется на подделках? Нет, даже не на несоответствиях в деталях, стиле или общем замысле. Это всего лишь косвенные улики, но мастер мог ведь отойти от собственного канона: кто ж гению запретит. Нет, ловят на том, что краски, которые используют нерадивые создатели подделок, содержат компоненты, которых в помине не было в эпоху того или иного мастера, ими подделываемого. Их разоблачает не искусствоведческая, а
– Ты, надеюсь, это учел?
– Саша, я же все-таки стипендиат виллы Арсон. И, кстати, я тебе говорил, что у них, кроме потрясающей библиотеки, имеется обширнейшая коллекция разнообразных компонентов красок различных эпох, причем подлинных, которые использовались в те или иные века живописцами?
Саша обняла мужа, чувствуя за него неимоверную гордость.
Ну да, они преступники, ну и что с того?
Мир получит затерянный шедевр Петрова-Водкина, а их сынок будет жить.
А не умрет
– Арт-объект имеется, но как мы презентуем его изумленной общественности? Не с собой же мы его из Питера в ручной клади привезли.
Саша усмехнулась: над этим вариантом она тоже ломала голову, но недолго.
– Ну не томи, скажи, где мы его «обнаружим»? На чердаке заброшенной виллы? В коллекции таинственной, бежавшей от революции графини, умершей в Ницце в возрасте ста сорока трех лет? Ну, не говори только, что на блошином рынке купим!
– А
Интервью с «крайне удачливой русской парой молодых художников, стипендиатов виллы Арсон», напечатали не только в локальной прессе, но и во «Франс-Суар», «Паризьен» и «Фигаро». И даже телевидение понаехало, но Саша и Илья, являвшиеся этой самой «крайней удачливой русской парой молодых художников, стипендиатов виллы Арсон» (что было неправдой: стипендиатом был
Похоже, они недооценили, какой резонанс вызовет весть о том, что эта самая «крайне удачливая русская пара», посещая работавший только по понедельникам блошиный рынок на площади Шарля Феликса, приобрела там за двести франков (