Фиалок в Ницце больше нет

– Давай отзовем и свяжемся с банкиром из Москвы, который купил у Полины «Коней»?

– Ну да, и он с радостью нам, уже однажды став жертвой обмана, отвалит за сей натюрмортик два миллиона? Просто не идет тут Петров-Водкин, ничего не поделаешь. Надо было рисовать Ренуара…

Это, конечно же, было ироническое замечание: на Ренуара замахиваться было рано.

Рано?

– Но ведь ты еще нарисуешь?

– Что? Еще одного Петрова-Водкина? Саша, ты видишь, тут он не особо котируется, несмотря на все мое безграничное уважение и нежную любовь к творчеству Кузьмы Сергеевича. В каждой стране свои национальные особенности и художественные приоритеты.

– Ты, как водится, прав. Значит, Петрова-Водкина больше рисовать не будем. Извини, Илюша, конечно же, не будешь. В следующий раз надо выбрать кого-то, кто пользуется здесь спросом.

– В следующий раз?

Но долго препираться они не могли, надо было принять решение о судьбе лота: и тот в итоге ушел за заявленную максимальную ставку в пятьсот восемьдесят тысяч франков.

С учетом доли аукционного дома и налогов у них осталось триста пятнадцать тысяч.

– С паршивой овцы, вернее мухи… – подвела итог Саша, – но я уже подала заявку на первую операцию!

Первая операция прошла успешно, дата второй пока не была назначена: требовалось наблюдать за состоянием ребенка.

А в августе втроем, уже на собственном автомобиле, получше и побольше, они отправились в новое путешествие по Франции.

Заехали в том числе и на тот пляж у Бискайского залива, где – Саша в этом нимало не сомневалась – зачали Ивана Ильича.

Даже место нашли и, поставив на него переносную люльку с сыном, смеясь, сказали угукающему младенцу:

– Этой твой пляж, сынок!

Правда, на этот раз погода стояла отличная, был почти полный штиль, невыносимо сияло солнце, а на пляже, жаря на переносных жаровнях сосиски, расположилось сразу несколько больших семей, оглушительно говоривших по-немецки и прибывших на внушительных автокараванах.

С пляжа, потерявшего свое былое очарование, они быстро ретировались. А потом обнаружили, что во время путешествия с трассы по каменистой дороге на пляж пробили покрышку, причем заметили это только тогда, когда опять выехали на асфальт.

Запаски у них, как назло, не было, и они медленно порулили к ближайшей автозаправке, надеясь, что там им помогут.

А если нет?

До автозаправки было около пятнадцати километров, и пока они с минимальной скоростью, хлопая по асфальту сдувшейся шиной, плелись в нужном направлении, множество автомобилей сигналили им, указывая на то, что у них с колесом непорядок.

Спасибо, конечно, но они и сами в курсе.

На небольшой заправке запасок в продаже не было, да еще Иван Ильич разошелся, явно утомленный событиями жаркого августовского дня.

– И что нам делать? Может, позвонишь в службу автопомощи? – спросила у мужа Саша, а тот почесал бороду:

– Гм, дельная мысль! Только вот куда я документы со всеми номерами сунул?

Они перерыли весь автомобиль, но ничего так и не нашли.

– Наверное, я их на столе оставил, – произнес виновато Илья, и Саша, не в состоянии успокоить сына, вспылила:

– Наверное, да. Может, в Ниццу смотаешься и привезешь?

Муж виновато заморгал, и Саше стало его жаль.

– Извини, я не права. Просто уже вечер, ребенок проголодался и устал, да и нам бы неплохо где-то заночевать. Так, держи Ивана Ильича, я спрошу у них, где мотель. Или пусть кто-то смотается и купит нам запаску, мы заплатим!

Сбоку раздался вежливый женский голос на витиеватом французском:

– О, если вы не соблаговолите отвергнуть мою, без сомнения, неуместную просьбу, то я бы могла подержать вашего очаровательного малыша!

Обернувшись, Саша заметила пожилую даму в розовом костюме от «Шанель», с непомерно белым и непомерно крупным жемчугом вокруг утянутой пластическими хирургами шеи и в мочках ушей: остановившись на заправке напротив них, она сидела в огромном темно-зеленом «Ягуаре» и явно подслушала их разговор.

Только вот говорили они на русском.

– Вы нас поняли? – спросила Саша по-русски, а дама на не менее витиеватом русском ответила:

– Не серчайте на меня, милочка! Я не возжелала вызвать ваш гнев, однако не могла удержаться, заслышав русскую речь и завидев ваше бедственное положение. О, какой чудный малыш!

Она приблизилась к ним, улыбаясь, склонилась над Иваном Ильичом – и тот, вопивший на всю заправку, вдруг разом прекратил орать и с нескрываемым любопытством уставился на явно богатую даму, лихо управлявшую «Ягуаром» без шофера.

Дама же срывающимся голосом спросила:

– Верно ли мое дерзкое предположение, что вашего малыша зовут Иван Ильич?

Саша подтвердила, что да, верно, и тут заметила, что по щекам дамы, покрытым толстенным слоем макияжа, текут слезы.

Водительница «Ягуара» произнесла:

– Прошу покорнейше извинить мою сиюминутную слабость, однако ваш сын… Он так похож на моего братика, которого также звали Иван Ильич и который умер – из-за меня.

Сказала она это совсем тихо, практически еле слышно, и Саша поняла: эта обладательница костюма от «Шанель» и небывалого жемчужного ожерелья страдает.