Фиалок в Ницце больше нет

«– Мне сразу показался знакомым этот стиль. И в особенности эта трогательная деталь – красная муха. Поэтому я убедила мужа купить натюрморт, который является парным к известному «Утреннему натюрморту» художника. Так что его, с учетом того, что мы видим явно чей-то ужин, можно назвать «Вечерним натюрмортом». Разве плохой вариант?»

Самое занятное, что после этой истории в полиции Ниццы объявился пожилой, крайне респектабельный месье, местный антиквар и регулярный продавец на блошином рынке, который требовал вернуть ему купленный у него обманным путем шедевральный натюрморт.

Саша и Илья, ознакомившись с заявлением антиквара, заявили, что купили картину не у него, а у продавца женского пола. И что если она имеет к ним претензии, то пусть объявится.

Они все ждали, что появится еще одна самозванка, которая, подобно антиквару из Ниццы, решит погреть руки на чужом костре, в котором весело потрескивали пачки франков и долларов, но никто так и не объявился.

Но, как объяснил им адвокат (пришлось и ему врать о покупке натюрморта на блошином рынке за двести франков), с юридической точки зрения им ничего не грозило.

– Несколько лет назад на блошином рынке купили картину, автором которой теперь считают самого Альбрехта Дюрера и оценивают в сто пятьдесят, а то и двести миллионов долларов – причем приобрели ее еще за меньшую сумму, чем вы своего русского месье, как вы сказали, Водкинска?

– Петрова-Водкина, – любезно подсказала Саша.

– Ах да, ах да, искусство – не мой конек, тем более русское. Хотя у моего тестя имеется закопченная русская икона, которую он выиграл в покер. Может, она тоже безумно дорогая?

Саша посоветовала обратиться к специалисту по иконам и вернула словоохотливого юриста к щекотливой теме правообладания.

– Сделка заключена легально, и на блошиных рынках иногда такое происходит. Вы, подозревая, что имеете дело с гораздо более дорогой картиной, чем считает продавец, имели полное право не информировать его об этом и купить за низкую цену.

– Мы готовы выплатить владелице половину стоимости, которую получим после продажи натюрморта, – заверила его Саша.

– О, вы крайне щедры, но смотрите, как бы все дамы, торговавшие в тот день, не заявили, что это вы у них купили. Искать вы никого тоже не обязаны, вы сделали устное заявление, растиражированное СМИ, и этого вполне достаточно.

История с блошиным рынком сработала, причем еще проще, чем они предполагали. Ну да, время от времени на них продавались шедевры – в этом-то и заключалась особая притягательность подобного рода мест.

Оставалось самое трепетное: экспертиза.

Вилла Арсон свела их с одним из наиболее известных французских экспертов по русскому авангарду, который к тому же сам являлся потомком белоэмигрантов.

Тот, белогривый педант в галстуке-бабочке и старомодном пенсне, сначала долго осматривал натюрморт, а потом произнес:

– Мне потребуется время для детальных выводов, кроме того, я закажу химический анализ, если вы не будете иметь ничего против.

Саша и Илья, естественно, не имели.

Выпрямившись, эксперт снял пенсне и картаво произнес по-русски (хотя до этого говорили он исключительно по-французски):

– Я узнаю руку мастера! Это, вне всяких сомнений, Кузьма Сергеевич.

Саша, которая была ни жива ни мертва, все ожидая, что эксперт распознает подделку (и тогда все мирно разойдутся, а газеты проинформируют своих читателей о «крайне неудачливой паре русских художников, чья сенсационная находка обернулась сплошным разочарованием»), резко выдохнула.

Театрально жестикулируя пенсне, эксперт снова перешел на французский и спросил:

– И знаете, что меня сразу убедило, что это оригинал?

Он осторожно ткнул пенсне в центр картины.

– Вот эта красная муха! Это рука великого мастера!

Дома Саша все гудела:

– Покажи мне руку великого мастера, нарисовавшую эту красную муху! Покажи мне ее!

Показав ей в шутку кулак, Илья сказал:

– Я уж думал, что этот потомок белоэмигрантов нас разоблачит. А выходит…

– Выходит, Илюша, что ты у нас гений!

Через два месяца натюрморт был выставлен на престижный французский аукцион (хотя им интересовались и «Кристи», и «Сотби», но Саша убедила мужа не испытывать судьбу), однако максимальное предложение, несмотря на всю шумиху, составило пятьсот восемьдесят тысяч франков.

А они рассчитывали как минимум на миллион.

Они могли принять решение: отозвать картину с торгов или согласиться на предлагаемую максимальную ставку.

– Это даже не шестьсот тысяч! – заявила Саша. – А ведь и аукционный дом еще свою долю заберет, что останется?

Не им – на операции Ивана Ильича.

– Нам для начала нужно сто сорок тысяч, и они у нас в кармане. Даже на вторую и третью хватит. А четвертая, может, и не понадобится.