Fidem

Красавчик Томаш не утруждал себя боевыми кличами, не цитировал Святого Писания, не вел счета поверженным противникам. Вместо этого он сквернословил по-франкски и на ломаной латыни, и с такой яростью, с какой сам Герард не читал проповеди.

Его «Ржавый Жнец» походил на какое-то варварское орудие, чудовищное в своей жестокости. Он не искал элегантных ходов, он действовал с грубым напором, если у него и были тактические схемы, то примитивного свойства, грубые, как сам сир Томаш. Но при этом они были безжалостно эффективны.

Тех лазаритов, которые сумели ускользнуть от этого натиска, аккуратно добивал «Варахиил». Этот двигался по полю боя почти беззвучно, легко уклоняясь от огневого контакта и вступая в бой только на тех условиях, которые считал для себя выгодными. Росчерки его огня казались изящными и почти незаметными в общем гуле, но Гримберт видел, до чего они смертоносны.

Эти двое стоили целой армии. Подстраховывая и прикрывая друг друга, они смяли лазаритов с безжалостностью горной лавины и разметали по всей площади. Даже будь безумные монахи хоть сколько-нибудь организованы, это едва ли дало бы им в бою какие-либо преимущества.

Бой быстро превратился в бойню, в истязание, в охоту. Лазариты не искали бегства, но Томаш и Ягеллон ловко отсекали их друг от друга и разделывали, хладнокровно и споро, как охотники разделывают перепелок на привале.

Гримберт не заметил того момента, когда все закончилось. Возможно, он не заметил бы и прямого попадания – мозг с трудом ворочался в своем костяном ложе, истощенный до предела и с трудом сознающий окружающее.

– Закончили.

«Ржавый Жнец» устало опустил еще дымящиеся стволы орудий. В голосе его хозяина не было радости, лишь холодное удовлетворение человека, выполнившего свою работу. Где-то невдалеке от него вдоль шеренги обломков шествовал царственный «Варахиил», короткими методичными залпами добивая тех лазаритов, которые подавали признаки жизни. Бойня закончилась. Безумие отступило от Грауштейна. Ощущая тяжело гудящую боль в затылке, Гримберт заставил «Судью» оглянуться, чтобы найти приора Герарда – и нашел его.

«Вопящий Ангел» возвышался над всеми, сам похожий на выжженный изнутри и брошенный людьми собор. Его броня была опалена почти всплошную, а местами висела металлической бахромой, напоминая источенную лепрой плоть самого приора. Последний час он сам провел в аду, однако не сошел с места даже под ураганным огнем своих бывших братьев. Скольких из них он сам убил в этом бою? С опозданием Гримберт понял, что неподвижность «Вопящего Ангела» вызвана не повреждениями.

– Закончили, – повторил за Томашем Герард на общей волне.

Это не был звучный голос приора Герарда, это был скрипучий и тихий голос мертвеца.

– Сколько… Сколько братьев осталось в строю? – голос Ягеллона звучал с одышкой несмотря на показную легкость, его «Варахиилу» тоже нелегко дался этот бой. – Надо подсчитать потери.

«Вопящий Ангел» тяжело шевельнул башней. Так, точно она весила не пятьдесят тонн, а все пятьсот, отчего это короткое движение требовало прорвы энергии, на пределе возможностей его реактора.

– Нет нужды, – обронил он тихо. – Все братья мертвы.

Часть десятая

Гримберт оглянулся, хоть в этом и не было никакой необходимости, он и так знал, что увидит.

Площадь перед собором была усеяна обломками, многие из которых еще чадили жирным дымом, сворачивающимся в спирали и ввинчивающимся в грязное небо над Грауштейном. Клокотало пирующее под бронепластинами пламя, отрывисто стрекотали лопающиеся в боеукладках патроны, гудели, содрогаясь в пароксизмах механической агонии, уцелевшие сервоприводы.

Похоже на труды безумного скульптора, подумал Гримберт, разглядывая помертвевшие серые сигнатуры рыцарей на экране визора. Некоторые из них выглядят живыми – кое-где дергается пулемет, кое-где сотрясаются конечности – это пробитая гидравлика исторгает из себя остаточное давление.

Активных сигнатур было лишь четыре. Все прочие посерели, обратившись в тени, стали надгробными знаками. Гримберт разглядывал их, испытывая одновременно восхищение и ужас. Два с половиной десятка боевых машин, и не каких-нибудь потрепанных старых развалин вроде его «Судьи» – мощнейших броневых машин ордена Святого Лазаря. Чудовищные потери по любым меркам. Даже злосчастный штурм Арбории не погубил такого количества рыцарей ордена, как страшное Грауштейнское чудо.

Едва ли у этой битвы когда-то будет название. Святоши сделают все, чтобы вымарать ее из всех источников. А жаль, подумал Гримберт, ощущая, как колотится в ознобе укрытое внутри бронекапсулы тело. «Битва на Сером Камне» – звучит недурно. Или…

Взгляд Гримберта, блуждающий среди потухших сигнатур, обнаружил какое-то несоответствие. Он был уверен в том, что активных сигнатур, не превратившихся в серые тени, было четыре, однако сейчас отчетливо видел пятую, стремительно приближающуюся и ловко маневрирующую между застывших, обратившихся в статуи рыцарей. Может, барахлит радар «Серого Судьи» или шалят потрепанные боем датчики…