Fidem

Если бы обезумевшие лазариты сохранили способность мыслить, сопротивление «Вопящего Ангела» едва ли продолжалось дольше минуты. Сосредоточенный слаженный огонь их пушек мог если и не сокрушить лобовую броню, то вывести из строя узлы орудийной и двигательной системы, превратив грозного противника в беспомощную марионетку. Но «Керржес» лишил их тактического сознания, как лишил всех прочих человеческих чувств, превратив сложную нейронную сеть их мозга в россыпь кровавых комков, стиснутых костями черепа. Пытаясь добраться до приора, безумцы больше мешали друг другу, перекрывая секторы огня и задевая свои же порядки беспорядочными выстрелами.

«Вопящий Ангел» заворчал всеми своими сочленениями. Снаружи состоящий из закаленной бронированной стали, а внутри – из тронутого гнилью человеческого мяса, он не пытался отступить, даже окруженный со всех сторон.

– Послушайте меня, бра…

Голос приора утонул в грохоте автоматического огня.

Его сомнут, понял Гримберт, ощутив сладостную щекотку вдоль позвоночника. Даже самая крепкая сталь не сможет сопротивляться бесконечно. Его бывшие слуги, поступившие в услужение к «Керржесу», сожрут его с потрохами. Месть свершится. Он увидит, как несокрушимая твердыня веры под названием «Вопящий Ангел» падает ниц, распадаясь на части, и в ее размозженной кабине копошится хрипящий кусок мяса, когда-то называвший себя приором Герардом. Гримберт ощутил секундное блаженство, представляя себе это во всех деталях.

Но лишь секундное, короткое, как эффект от дозы экгонилбензоата.

Смерть приора станет смертью для всех узников Грауштейна, включая его самого. Лишенные помощи извне и снарядов, они не смогут стать преградой для бушующего «Керржеса». Даже если им удастся пробиться к радиостанции, та может быть защищена личными кодами Герарда, и тогда…

Гримберт зарычал, до боли стиснув зубы. Единственный случай за несколько лет, когда его враг оказался уязвим, – и тем он не в силах воспользоваться! Вот уж точно чудо Господне!

– Дьявол, дьявол, дьявол… – прошептал он и, коротко выдохнув, решительно включил громкую связь. – Говорит сир Гризео. Иду на помощь приору Герарду возле собора. Все боеспособные рыцари, двигайтесь в ту же сторону!

* * *

Он оказался не в бою. Это было первое, о чем он смог подумать, оказавшись внутри бушующего стального шквала. Бой, каким бы он ни был, состоит из тактических элементов, сочетание которых он давно научился загодя предугадывать, а то и выстраивать необходимым ему образом. Здесь же не было ничего, кроме слепой ярости.

От первого залпа «Судья» уклонился легко – стволы лазарита плясали так хаотично и непредсказуемо, что не попали бы и в собор. Секундой или двумя позже, когда дистанция уменьшилась до предельно близкой, Гримберт понял отчего. Кабина рыцаря-монаха представляла собой подобие окровавленной клетки, внутри которой металось что-то человекоподобное, покрытое бахромой свисающей кожи. Удивительно было, как в таком состоянии это существо могло вообще управлять доспехом, не то что выверять прицельные маркеры…

Гримберт ударил трехдюймовкой почти в упор, но снаряд с жалобным лязгом лишь скользнул по выпученной стальной морде, оставив глубокую рваную борозду. Как забавно, отстраненно подумал он, стараясь дышать в ритм с «Серым Судьей», срастись с ним в единое цело. Как забавно – бронированная голова отчаянно защищает свое содержимое, давно превратившееся в труху…

Он разрядил второе орудие, и вновь безо всякого толка – доспех лазарита раскачивался из стороны в сторону с такой непредсказуемой амплитудой, что снаряд отклонился от точки прицеливания по меньшей мере на два метра, вновь угодив в массивную нижнюю часть шлема. Гримберт выругался. «Судья» отмечал боезапас крошечными пиктограммами в углу визора, и этот боезапас, похожий на кучку маковых зерен, стремительно таял. Если он и дальше будет тратить снаряды так бездумно…

– Гризео! Прочь! Во имя Святого Духа и всех чертей преисподней!

Гримберт заставил «Судью» дать задний ход. Не мягко, как это принято в обращении с послушной машиной, все передаточные механизмы которой отрегулированы и функциональны, а резко, страшно, изо всех сил, точно сдерживал напор обезумевшего, пляшущего под седлом жеребца. «Судья» отозвался на это утробным скрежетом. Бронекапсула задребезжала, и Гримберту показалось, что это дребезжат стальные кости, перетирающие друг друга…

Рыцарь-лазарит поднял раскачивающиеся орудийные стволы, не дав себе труда стабилизировать их. На таком расстоянии можно не утруждать себя выверением прицела. Но выстрелить он не успел. Вокруг него расцвел дымный кокон, в середке которого с утробным ворчанием пировали желтые сполохи огня, по брусчатке шрапнелью ударили мелкие металлические осколки. Когда дым рассеялся, стало видно, до чего сокрушительным был удар – корпус остался стоять на подогнувшихся ногах, но в груди его зияла дыра такого размера, что взрослый человек мог бы пройти сквозь нее, как сквозь дверной проем.

– Премного благодарен, – пробормотал Гримберт в микрофон. – Но…