Фигуры света

Зелень и солнечный свет по-прежнему его завораживали, и он изобразил в воде тень от плакучей ивы, рябь бегущей воды сплетается с дрожью листьев на ветру, с пробивающимся сквозь листья светом. Вода и свет, не ограниченные внутренними рамками, струятся слева направо, маня зрителя тем, что находится ниже по течению и сокрыто от его взгляда. Река бежит по илистым камням, и их землистые тона отражаются в бутылочной прозрачности воды. Течение продирается сквозь длинные пряди растущего по краям тростника, который гнется, будто колосья на ветру. Концы ивовых листьев лениво елозят по поверхности воды, оставляя за собой спутные следы, и под темью ветвей угадываются силуэты рыб. Наяды, две босоногие девочки на речном берегу, на самом краю картины, добавлены словно бы в последний момент. Их просторные белые одежды в беспорядке, у девочки постарше платье сползает с плеча, у девочки поменьше юбка задралась до самых бедер, она сидит в траве, прижав колени к груди, отвернувшись к воде, и солнце перебирает лучами ее спутанные волосы. Старшая девочка тоже вглядывается в воду; она сидит чуть завалившись набок, поджав ноги, под тканью просматриваются худенькие бедра. Девочка опирается на руку, мускулы которой тянутся единой линией от ее обнаженного плеча к шее. На затылке у нее – влажные завитки волос, спина обнажена, и ее лопатки над ниспадающим платьем кажутся крыльями. Зелень, земля, золото разливаются по полотну, и среди них сияют звездами белые платья и болотные ирисы на другом берегу реки.

* * *

Ей надо было остаться дома с мамой. В городской больнице дети могут гулять только по вымощенному брусчаткой дворику. Ветра почти нет, даже здесь, и с холма над деревней виден грязный коричневый туман, лежащий над городом, блеклая клякса посреди акварельного пейзажа. Под этой кляксой живут тысячи детей, которых может спасти чистая ключевая вода в кувшине, что стоит возле корзинки с едой, и пахнущий сеном воздух в легких у Алли, и прозрачная река, где возится Мэй, уже замочившая подол платья, пытаясь поймать рыбу руками, как ее учил утром фермерский сын. Многие приютские женщины никогда не видели леса, не знают запаха ромашек, выгоревшей на солнце травы или темноты, скрытой в сердцевинках болотного ириса. Мама сейчас с этими женщинами, она учит их и молится с ними среди пыли и удушливой вони из сточных канав – или даже не канав, – какая бывает в середине лета. Алли снова склоняется над книгой – по крайней мере, это обещание она сумеет сдержать. Троя в огне. Эней теряет Креусу и возвращается искать ее в город, где на улицах загустевают лужи крови, а в стенах бродят эхом стоны умирающих.