Мэй подгадала все так, чтобы передать письмо за воскресным чаем, при папе, хотя Алли знает, что Мэй получила его еще в четверг. Когда мама с папой принимаются спорить, Алли глядит на лицо Мэй: та похожа на игрока, который, глянув в свои карты, сразу понимает, что выиграет. Пока мама отвлеклась, Мэй торопливо намазывает варенье на кусок хлеба с маслом. Девочке нужно подышать воздухом, говорит папа. Видно же, что она бледная и усталая и совсем не готова к очередным занятиям. Если осенью она уедет – и, кстати, он по-прежнему не в восторге от этой затеи, – то сейчас ей нужно устроить себе каникулы и отдохнуть. И возможно, ей нужно даже больше отдыха, чем предлагает Мэри, непонятно, как можно поправить расстроенные нервы, работая бесплатной нянькой? Чепуха, говорит мама, это все лень и капризы. Доктор Генри… Папе нет дела до доктора Генри. Если маме на все нужен совет врача, он с радостью обратится к другому специалисту. К тому же профессору Льюису, который в свое время учил доктора Генри.
Алли мнет скатерть.
– Папа, прошу тебя. Я могу остаться дома. У меня здесь много дел. Правда. Как хочет мама.
Мэй качает головой:
– Папа, Аль на что угодно согласится, лишь бы никого не сердить.
У Алли не осталось сил даже на то, чтобы захотеть куда-то поехать, верный признак того, что здесь ее совсем уморили, прибавляет папа. Это признак здравого смысла, отвечает мама. Она знает, что праздность не пойдет ей на пользу, а в приюте и в больнице дел невпроворот. Папа встает, уходит в студию: несчастному ребенку ни единого вечера не позволяли провести в праздности. Ерунда, говорит мама, Обри вечно их балует, то сладости, то дурацкие прогулки, не говоря уже о том, что ты возил их в горы.
У Алли в желудке вскипает желчь, ногти вонзаются в ладони.
– Папа… пожалуйста.
Мэй ставит чашку на стол.
– Я тоже хочу перемен, – говорит она. – Я буду ходить к мисс Джонсон только до лета, а потом запишусь в повивальную школу.
Джорджи кладет руку на обтянутое зеленым шелком колено тети Мэри. Сады и круглые амбары – тетя Мэри говорит, что это хмелесушильни, – подрагивают за окном на фоне голубого неба. Юг Англии – совсем другая страна.
– Мама, ну когда же ты откроешь корзинку? Так есть хочется!
Тетя Мэри и нянька – пока что безымянная – обмениваются улыбками. Не прошло еще и двух часов с тех пор, как они отъехали от Чаринг-Кросса, а Джорджи уже съел два куска хлеба с маслом, яблоко и пирожное с кремом.
Тетя Мэри сдвигает кружевную манжетку и взглядывает на золотые часики.
– Для порядка нам бы подождать еще полчаса. Алли, ты есть хочешь?
У нее деревенеют плечи. Что тетя Мэри хочет услышать в ответ? Маме не нравится, когда кто-то голоден, когда люди отвлекаются на плотские позывы.
– Не очень, тетя. То есть можно и поесть. – Быть может, тетя Мэри хочет есть, но желает, чтобы именно Алли предложила нарушить их привычный распорядок дня. – Или нет. То есть полчаса можно и подождать.
Румянец приливает к щекам. Тетя Мэри глядит на нее так, будто она ответила совсем неправильно.
Джордж дергает мать за юбку:
– Нельзя. Я есть хочу!
– Няня?
Нянька поправляет покрывало, в которое закутан спящий младенец.
– Наверное, мадам, нам стоит поесть, пока Фредди спит. Движение убаюкивает детей, но вот когда поезд остановится… А Уитстабл уже скоро, а потом и Маргейт, а вам, мадам, надо поддержать силы.
– Так и сделаем. Джорджи, сумеешь открыть корзинку? Вытаскивай колышки. Да, вот так. Молодец. Передай-ка мне салфетку, поглядим, что кухарка нам положила.
Кучка каменных домов, церквушка. Она знает, что и здесь в деревнях царит та же нужда и нищета, что и дома. В этих крытых соломой двухкомнатных домишках ютятся семьи по десять человек. Скрытой за деревьями школой владеет и управляет местный помещик, который и распоряжается настоящим и будущим всех, кто живет на его земле, и нет никаких ассоциаций женского образования для девочек из кентских деревень. Но она не может не думать о том, каким покажется Манчестер выросшим здесь людям. В темной листве поблескивают первые яблоки, в вишневом саду женщины и девочки, вскарабкавшись на лестницы, наполняют корзины ягодами. Вместо грохота машин – пение птиц, вместо хлопка в легких и промокшей от пота одежды – припекающее спину солнце и ветер в волосах. Конечно, им мало платят. Обычный сезонный труд, а их мужья и сыновья – тягловый скот богачей – пашут в полях по четырнадцать часов в день.
– Алли, будешь курицу? С майонезом? По-моему, кухарка постаралась на славу. Одному Богу известно, чем мы будем ужинать.