Фигуры света

– Ничего, мисс Эмма. Рут права, говоря, что нынешние перемены как будто бы не сулят ничего особенного представительницам ее класса. Рут, послушай. Я хочу стать врачом, чтобы лечить женщин. Чтобы нам больше не пришлось выбирать между здоровьем и соблюдением приличий. Чтобы у нас были лекари, которые знают, каково это – жить в женском теле. Наши противники утверждают, что ни один мужчина не захочет лечиться у врача-женщины, однако нас заставляют обнажать перед мужчинами самые интимные части тела. И я не буду лечить одних богатых дам. Я хочу открыть больницу, такую же, как наша больница для детей и рожениц, только это будет больница для бедных женщин, для работающих женщин, куда они смогут приходить даже вечерами, с любой болезнью, и платить за лечение ровно столько, сколько смогут себе позволить. Ты только подумай, Рут, сколько знакомых тебе женщин можно было бы спасти, будь у нас такая больница.

Пристыженная Рут кивает, не поднимая взгляда.

– В наш двор врачей отродясь не заглядывало, – говорит другая женщина. Кажется, Джейн? В последнее время Алли бывала здесь реже, чем следует. – Думают небось, что их ограбят. Или замарают одежду, или подхватят Бог весть что. А что, и подхватят ведь!

Женщины хохочут. Но Алли спасет их. Этих женщин, других – на них похожих. Спасет хотя бы их жизни, раз уж не может изменить того, как и где они живут, а более всего – чудовищной несправедливости, определившей всю эту их жизнь. Спасет обязательно.

* * *

Никаких нежных сцен прощания на рассвете. Папа на работе, мамы нет дома, сумки до омнибуса ей помогает дотащить Дженни. Папа оставил на столе в классной комнате конверт с десятью фунтами и запиской – обещает навестить ее еще до Рождества, P. S. Маме о деньгах лучше не говорить.

Она ждала, что мама позовет ее, как обычно, «на пару слов», станет предостерегать насчет истерии и духовной слабости, призывать ежечасно блюсти самоконтроль и самодисциплину, но мама – как у нее уже было заведено – сразу после ужина ушла к себе в комнату, а за завтраком говорила мало, как будто бы и позабыла вовсе, что Алли сегодня уезжает. Она тревожится за Мэй; быть может, мама напишет Алли или даже приедет в Лондон, когда они наконец получат письмо от Мэй и мама перестанет об этом думать. Возможно, молчание Мэй – хороший знак, говорит Обри, значит, она добралась до острова, и у тамошних жителей есть все необходимое для того, чтобы перезимовать, и им незачем пока что рисковать жизнью, переплывая сунд в штормовой сезон, но пусть бы Кассингемы хоть прислали весточку о том, что Мэй благополучно добралась до острова, было бы и то легче. Можно и дольше ждать, говорит Обри. Ты и представить себе не можешь, насколько далеки от цивилизации окраины королевства. Бывай он почаще в Хьюме или Ордсолле, он бы такого не говорил.

Она не подумала о том, как донести сумки от омнибуса до вокзала, и ей пришлось стаскивать их с багажной полки, снося неудовольствие других пассажиров, пока какой-то джентльмен не пришел ей на помощь, подозвав носильщика, которому она, растерявшись, отдала все деньги, отложенные на то, чтобы выпить в поезде чаю с сэндвичами. Впрочем, есть ей не особенно хочется, да и тетя Мэри непременно покормит ее ужином. Едет Алли вторым классом, талия без корсета да благопристойные манеры – вот все, чем она может защититься от авансов сидящего напротив мужчины, который, правда, проявляет интерес только к своей газете. Поезд отходит от станции, и ее мысли замедляют свой бег, теперь уже ничего не вернешь назад, и это ее успокаивает. Вот она, сидит без дела и в то же время движется, с каждой минутой, с каждым новым ярдом приближаясь к Лондону и к новой жизни. Она, разумеется, запаслась книгами, но ей не надо ничего учить, не надо ничего делать, только наблюдать, как несутся вперед время и Англия.

«Мы, конечно же, встретим тебя с поезда, – написала ей тетя Мэри. – Не вздумай уходить с вокзала одна, а тем более – с незнакомыми людьми, что бы они там ни рассказывали». Мэри, наверное, считает тебя совсем дурочкой, сказала мама. Или думает, что я тебя растила в полном неведении. Но, скорее всего, тетя Мэри просто не слишком-то жалует газеты, а потому не знает, что мама и есть та самая «Э. С. М.», которая первой, при помощи статьи в «Манчестер газетт», оповестила нацию о белой работорговле, увидев в парижских и бельгийских борделях совсем еще юных английских девочек. Их истории Алли рассказали в мельчайших подробностях. Спускаясь на перрон, она изо всех сил старается не встретиться ни с кем взглядом и тихонько ждет, пока носильщик снесет ее вещи, хотя вернее было бы держаться бойко и решительно, только Алли это сейчас совсем не по силам.