Фигуры света

Алли согласилась. Тетя Мэри – изредка – посещает англиканскую церковь в богатой части города, где она живет и куда дамы приходят разодетые в пух и прах, а Христа в проповедях то и дело подменяет дородный викарий-тори, который хочет, чтоб бедняки знали свое место, и ни одной падшей женщины не может назвать по имени. Разумеется, она найдет что-то более подходящее, но, думается ей, тете Мэри и в голову не придет ограничивать Алли в свободе вероисповедания, как не придет ей в голову решать за Алли, пить ли ей чай с лимоном или с молоком. Маму совершенно справедливо шокирует легкомысленность сестры: до поездки в Бродстерс Алли и не думала, что можно столько времени уделять телесным потребностям, однако иногда бывает даже приятно оказаться в обществе беспечного ума.

Ее юбки хлопают на ветру – надвигается первый равноденственный шторм, – шпильки впиваются в голову. Над головой шумят ветви лип. На своем выскобленном ветрами острове Мэй, наверное, приходится завязывать шляпу – привычка, говорит Мэй, свойственная женщинам, которые свое удобство ставят превыше таланта модистки. Или даже носить шали, которыми, по словам Обри, все островитянки покрывают головы и в ясную погоду, и в ненастье, словно бы покоряясь иудейской чувствительности в отношении женских волос. Письма, думает Алли, оттуда, конечно же, ходят дольше обычного, даже дольше, чем шли мамины письма из Парижа, Обри говорит, это потому, что там нет паромной переправы и жители острова переплывают сунд лишь по крайней необходимости и когда дозволяет погода. Затем почте надо попасть из ближайшего города – Инверсея? – в Глазго, и только потом поезд привезет ее в Манчестер. Наверное, люди, которые доставляют почту с острова в Инверсей, заодно и забирают то, что островитянам прислали с большой земли. Она уже отправила три письма, как знать, может, Мэй получит их все сразу, ей рассказывали, что такое часто случается с канадскими первопроходцами, которые читают пачку писем по порядку, словно бы жизнь их родственников – это журнальный роман. Вечером она напишет снова. Будет ли Мэй по-прежнему завидовать тому, что она станет жить у тети Мэри, – Мэй, которая, невзирая на всю свою любовь к роскоши и вкус к шикарной жизни, с такой готовностью отправилась на Колсей, где нет ни того ни другого? Алли ловит себя на том, что идет, покачивая головой, – идти осталось всего ничего. Мэй очень изменилась. Господи, благослови ее на полезный труд и даруй ей благополучное возвращение, Господи, пусть наша сестринская любовь не оскудеет на расстоянии. И пришли поскорее о ней весточку.

Когда она звонит в дверь, дом уже темнеет от дождя по углам, бусинки капель собираются на мостовой. От всех этих прощальных обедов ей только сильнее хочется сбежать куда-нибудь тайком посреди ночи. Она уезжает, все остаются – что тут еще скажешь? Однако она пришла. Миссис Грант отворяет ей дверь, ахает – пальто все мокрое, и без зонта, и что будет, если она промочила ноги, и не останется ли она тогда к чаю, как раз и дождь переждет. Наверное, когда она станет врачом – по крайней мере, если у нее будет частная практика, – ей постоянно придется с этим сталкиваться, с суетой вокруг посетителя, пришедшего в неурочный час, с особым замешательством от того, что женщина пришла не со светским, а с профессиональным визитом. Она успокаивает миссис Грант, ей разрешают заглянуть в швейную. Незнакомая женщина, видно новенькая, стоя на коленях в коридоре, трет щеткой красные плитки, ее зад подергивается в такт работе. Чистоплотность, говорит мама, это и внутренняя опора, и внешнее свидетельство самоуважения, которого этим женщинам недостает. Из комнаты доносится журчание голосов, но все стихает, когда она стучит в дверь.

Женщины встают, приветствуют ее. Она берет какую-то вещь из корзины для штопки – прохудившийся чулок – и садится с ними. Чулок, шершавый, как экипажная обивка, уже кто-то неумело чинил, наставив на нем заплаток-наростов, застиранных, свалявшихся.

– Так, значит, вы нас покидаете, мисс? И вы, и мисс Мэй?

Она кивает.

– Мэй – в Шотландии, а я уеду в Лондон. Я буду врачом, Рут, получу университетский диплом. Перед нами открываются новые миры.

Рут, прищурившись, вдевает новую нитку в иголку.

– Таким, как вы, может, и открываются, мисс. И я рада и за вас, и за всех остальных. Но нам-то новый мир одним дипломом не откроешь. Разве не так?

Мисс Эмма, сменившая любимую смотрительницу Алли, которая в прошлом месяце вышла замуж, откладывает свое шитье.

– Довольно, Рут. Мы все очень рады за мисс Моберли. И нам, конечно же, будет ее очень не хватать. – Она кивает Алли.