— Кто? — хриплю, заглядывая ей в глаза. А там — слезы. Океан, мать его, невыплаканных слез. — Лена, девочка моя, просто ответь, — прошу ее.
— Отец…
Это становится контрольным выстрелом. Внутри поднимается такая тьма, что даже мне самому от себя страшно. Будь рядом этот ублюдок, я бы задушил его собственными руками. Но рядом она — та, что стала матерью моего ребенка. Девочка, которая оказалась единственной, сумевшей пробиться через мою броню. Между нами слишком много всего, но одно я знаю точно — не отпущу. Не обижу.
Больше нет.
Осторожно прикасаюсь губами к ее. Впитываю боль, которой она пронизана вся насквозь.
Тихий всхлип, затем еще один.
Обнимаю крепче, чувствую, как Лена обмякает.
— За что? — спрашиваю, понимая, что это больно, но я должен знать, за что буду убивать.
— Нет, я…
— Лена, пожалуйста. Просто ответь. Он всегда тебя бил?
Снова встречаемся взглядами. В ее глазах столько всего — боль, страх, тоска. И все это я забираю себе. Осторожно провожу кончиками пальцев по ее щеке, стирая слезы.
За каждую, блядь, этот старик заплатит. За каждую!
— Лена?
Ее взгляд становится отстраненным, даже стеклянным, А голос — сухим и неживым.
— Он потребовал, чтобы я провела ночь с его партнером. Тот любил молоденьких и…
Мне стоит огромных трудов не перебить ее и не рвануть искать этого обмудка в ночи.
— Отец все организовал. Я должна была приехать к нему в отель. Должна была справиться, выдержать. Чтобы отец разрешил быть с дочкой целый месяц. Но я…
Крепко обнимаю ее, стараясь поддержать хотя бы так.
— Я не смогла, — бесцветным голосом продолжает Лена. — Меня почти стошнило, когда он начал меня лапать, и тогда я напоила его снотворным. Думала, что это прокатит. Но отец как — то узнал и наказал.
У меня просто в башке не укладывается такое. Как? Как он мог так поступить с родной дочерью? Перед глазами пляшут образы козла, который протянул руки к моей девочке, и все вокруг снова окрашивается в красное. Только тот факт, что у меня в руках Лена, сдерживает меня.
— Ты прав, Арман. Я плохая мать, и сделала для нее слишком мало. Могла бы больше, но не справилась.
— Не смей! — тут же рычу, слегка встряхивая жену. — Не смей так говорить, ясно? Ты отличная мать!
Она тихо плачет, а у меня будто серпом по яйцам от этого.
Не думал, что когда — нибудь женские слезы станут причиной подобного. Никто никогда не мог меня этим растрогать. Но за Лену… Я готов спалить весь мир, к чертям, лишь бы она больше не плакала.
Моя ярость и ненависть удивительным образом трансформируются. Я впервые вижу ее настоящей — не женщиной — стервой, которая уверенно отбривает каждое слово. А уставшей, измученной девушкой, которая как могла боролась за жизнь нашей дочери.
— Прости меня, — шепчу, покрывая ее лицо поцелуями, слизываю соленые слезы, горечь которых навсегда останется со мной. — Прости дурака. Я такой идиот. Прости…
Она не отвечает, только плачет. Подхватываю ее и укладываю на постель. Лена слабо протестует, но быстро сдается. Ее система перегружена, и она довольно быстро банально засыпает у меня на руках. А я только сейчас замечаю, насколько она измотана.
За своими обидами я совершенно упустил это из виду. Идиота кусок.
Осторожно перекладываю Лену на подушку. Она тихо вздыхает во сне, бормочет что — то невнятное — кажется, дочку зовет. Я душу порыв обнять ее и остаться рядом — такая нежность в груди разливается.
После мы поговорим и все выясним. Сейчас нужно сделать кое — что другое.
Тихо выхожу из спальни и прикрываю за собой дверь. Только на кухне набираю номер Роберта. Тот отвечает далеко не сразу — понятное дело, время позднее.
— Что там у тебя? — устало спрашивает он. — Только виделись же.
— Обстоятельства изменились, — мрачно отвечаю, глядя на тихо падающий снег за окном. — Надо кое — кого проучить и заставить заплатить по счетам.
— 28 Лена —
Утро выдается тяжелым. В висках неприятно тянет, и, открыв глаза, я не сразу понимаю, где я. Требуется пара минут, чтобы вспомнить вчерашний вечер, и как именно он закончился.
Резко поднимаюсь и оглядываюсь по сторонам — я и правда в спальне Армана.
Растерянно смотрю на постель — но, кажется, кроме меня здесь никто не спал.
Ну, конечно. Арман же вчера вынудил меня рассказать про тот случай, и, наверное, теперь ему просто противно находиться рядом.
Горечь разливается в груди. Чего — то такого я и ожидала. Ну, и пусть. Может, хоть теперь оставит меня в покое, и тогда я смогу снова забыть весь этот комар. Смогу почувствовать хотя бы иллюзию своей нормальности.
Выхожу из спальни и прислушиваюсь — становится стыдно, что я заснула в комнате Нечаева, позабыв про дочь. Все — таки дерьмовая из меня вышла мать. Сколько я ни стараюсь, постоянно получается какая — то ерунда.
Возле гостиной торможу и стараюсь осторожно открыть дверь, чтобы не разбудить дочку. Но замираю на пороге, ошарашенная увиденным — Арман спит на диване. Рядом с ним развалилась Надюша.