Получив столь трогательный и в то же время решительный отказ, Антоний с покорностью принял его, но замыслил создать при лавре отдельный скит, в котором можно было бы находить уединение, желаемое безмолвие, отдохновение от дел праведных. В двух с половиною верстах от лавры, за Корбушным прудом располагалось селение Корбуха. Корбой или корбухой в старину называлась низменность, поросшая ельником. В «Кратком описании Лавры» 1808 года говорится, что «на восток по Александровской дороге от лавры близ двух верст с половиною есть загородный дом с садом и березовою немалою рощею; при них два больших пруда. Все сие место, которое называется Корбуха, с южной и западной сторон до верхнего пруда (разумеется та часть верхнего пруда, которая составляет теперь особый середний пруд) и с восточной обнесено каменною оградою, слишком на 650 саженях по нынешней 1808-й год, вышиною в 3 аршина с половиною, тщанием преосвященного митрополита Платона. Место сие прежде было незнатно: ибо на нем были, на ближней к лавре стороне, деревянной двор с чердаком и скотской двор; но с 1742-го года со времени настоятельства архимандрита Кирилла ближняя к лавре сторона начата приводима быть в порядок; на ней построен дом большой деревянной со службами, а по обе стороны того дома разведены регулярные сады и цветники и в пристойных местах сделаны беседки и все место обнесено палисадником; но бывший в лавре настоятелем архимандрит Гедеон в 1759-м году приказал сделать за прудом на дальней стороне Корбухи (понеже то место гораздо возвышеннее) деревянной дом на каменном фундаменте на 20 саженях, которой и построен был в 1760-м году, а со всею внутреннею уборкою к окончанию приведен так, как он ныне есть, в 1762-м году уже при архимандрите Лаврентии. А преосвященный митрополит Платон оное место украсил долгими просеками в рощах, поставив на концах оных беседки и пирамиды. Сие место во время высочайших в лавре присутствий блаженныя и вечной памяти достойныя государыни императрицы Елизаветы Петровны и государыни императрицы Екатерины Алексеевны всегда посещаемо было их императорскими величествами».
Антоний высказался за создание скита именно там, на что Филарет в письме от 18 сентября 1841 года ответил: «Мысль о ските очень вожделенная, но требует немалого размышления. — Корбуха не довольно безмолвна, хотя и ограждена была. Вифания была бы безмолвнее, если бы не Семинария. Если шум тростника, как заметил некто из отцов, не благоприятствует безмолвию, не больше ли многое слышимое на Корбухе, и из посада, и от близлежащей дороги, особенно когда едут по ней после торга и винопития? — Желаю говорить о сем более лично». Выраженные здесь сомнения оказались лишь косвенными, на самом деле мысль о ските на Корбухе понравилась Филарету. Просто он опасался, что кто-либо читает его письма к Антонию, донесет в Синод, а там, дабы лишний раз унизить московского митрополита, начнут строить препоны. Лично встретившись с Антонием и отправившись на Корбуху, Филарет осмотрел местность и одобрил замысел наместника, а новому скиту придумал наименование Гефсиманский на память о Гефсиманском саде под Иерусалимом, в котором любил бывать с учениками Христос. Там тоже много хвойных деревьев. Решено было поначалу устроить здесь кладбище для иноков Троице-Сергиевой лавры, при кладбище поставить часовню, потом церковку, устроить монашеское поселение, а уж потом объявить, что там родился скит.
Вернувшись в 1842 году из Петербурга, измученный простудами и передрягами, связанными с делом о переводах протоиерея Герасима, а также фактической ссорой с Протасовым, Филарет еще больше стал думать о будущем устроении Гефсиманского скита.
В августе того года православная Москва оплакивала другого Филарета, знаменитого старца, подвизавшегося в Новоспасском монастыре. Да, доселе на Москве Филаретов было двое. Первый — архиерей, московский владыка, церковный властитель, несравненный проповедник. Второй — старец.