Филарет Московский

Филарет конечно же сильно переживал за судьбу своего любимого ученика. Но и многое из его взглядов ему не нравилось. Макарий слыл вольнодумцем и чуть ли не еретиком. Кто не мечтает о воссоединении всех христианских Церквей? Но Глухарев иной раз в этих мечтаниях заходил далековато. К примеру, он предлагал: «Отчего бы в Москве не построить такого храма, в котором бы, как в Иерусалимском, совершалось в трех приделах священнодействие трех главных христианских вероисповеданий: православного, римско-католического и лютеранского? Такая братская веротерпимость скорее и надежнее словопрений послужила бы общему христианскому единению». Филарет и другие пастыри Русской православной церкви гостеприимно встречали у себя иностранных священников, но соблюдая при этом необходимые рамки общения. Макарий с некоторым вызовом общался с лютеранским пастором Дитрихом, французским аббатом Отраном и английскими квакерами Алленом и Грелье. Кроме того, он общался в Тобольске с ссыльными декабристами, коих привлекал к своим идеям, и они даже помогали ему переводить тексты толкований Библии. И тем самым он еще больше навлекал на себя гнев Синода, который с головы ученика переплескивался на голову учителя, и Филарету не раз приходилось слышать упреки: «Кого воспитал!»

А между тем подошла еще одна веха в жизни Филарета. 26 декабря 1842 года ему исполнилось шестьдесят лет. И вновь — никаких торжеств по этому случаю, никаких пышных поздравлений, празднеств. Хотя можно было бы, ведь Рождественский пост кончился, отпраздновали Рождество Христово, и никто бы не упрекнул московского митрополита, что он отмечает свой юбилей. Но никаких следов хоть какого-то празднования!

27 декабря в кафедральной церкви святителя Алексия он рукополагал дмитровского епископа Иосифа. Ни слова о том, что вчера ему исполнилось шестьдесят.

О праздновании дней рождения Филарет выскажется чуть позже, в 1844 году, в своей «Беседе о новом рождении свыше»: «Не удивительно, если рождение некоторых людей, которых жизнь особенно угодна Богу, и благотворна для прочих человеков, и предусматривается с обещанием радости, и воспоминается праздником. Так о рождении великого Предтечи Господня предрек ангел: мнози о рождестве его возрадуются (Лк. I. 14). Но когда видим, что и день рождения каждого человека обычай делает праздником личным или домашним: тогда рождаются помыслы недоумения, и даже удивления.

Рождение, за которым следует убегающая жизнь и неизбежная смерть, достойно ли быть предметом праздника? Человек, говорит Иов, рожден от жены малолетен, и исполнъ гнева (Иов. XIV. 1): это ли праздновать? В беззакониих зачат есмь, говорит Давид, и во гресех роди мя мати моя (Псал. L. 7): что тут праздновать? — Блажен, кто может праздновать то рождение, которым восполняются недостатки, исправляются несовершенства, прекращаются бедствия сего первого рождения, — рождение новое, рождение духовное, рождение свыше. Подобает вамродитися свыше', сказал Господь Никодиму в ночной, уединенной с ним беседе. Не сказал: надобно тебе родиться вновь, хотя говорил с одним только человеком; но сказал: подобает вам', дабы видно было, что речь идет не о потребности сего или другого человека в особенности, но что изрекается закон всем вам, которые желаете быть истинными учениками небесного Учителя Иисуса Христа. Подобает вам родитися свыше».

В дни шестидесятилетнего юбилея московский митрополит снова страдал от сильной простуды. Вот письмо Филарета Антонию от 28 декабря: «Благодарю, отец наместник, за слово, разделяющее со мною радость о Рождестве Спасителя нашего. Мир Свой да подает Он Вам и братии; а от Вас Ему слава да восстает рано, как возбуждает праведный Давид. Вы хотели написать мне побуждение к слову, а написали выговор за то, что не было моего слова в праздник. Приемлю и осуждаю себя, но избежать сего не мог. Около трех недель простуда мешает мне во всем. Между тем в предшествовавшее празднику воскресенье имел я необходимость говорить в церкви Флора и Лавра, в которую государь наследник дал вкладом крест напрестольный…»

И вновь ни слова о юбилее! Современному человеку, с особым трепетом относящемуся к дням рождения себя любимого, это может показаться диким. Филарету, судя по всему, казалось вполне естественным не выпячивать памятных дат своей собственной жизни.