Филологическая герменевтика

не понимает смысла слов a distinguishing elegance: то ли в самом деле в 1906 г. было модно обедать без скатерти, то ли здесь какая-то ирония по поводу обедов без скатерти, то ли еще что-то. Ко времени встречи с этим предложением уже прочитано некоторое «целое» (оно может быть и расширено путем дальнейшего чтения). В отношении этого «целого» достигнуто – другими техниками – некоторое понимание, не зависящее от понимания или непонимания вводного речения a distinguishing elegance. Предположим, что смыслы и других сходных по содержательности мелких частей не поняты. Это и приводит к непониманию или неполному пониманию одной грани понимания, а именно той, которая требует установ_{65}ки: «понять, почему Сомсу Форсайту в такое-то время действия так тяжко жить». Итак, непонимание частностей определенного рода приводит к неосвоенности целой грани понимания целого, т.е. возникает герменевтический круг. Реально он никогда не возникает таким образом, чтобы все грани понимаемого целого одновременно оказались одинаково неосвоенными. Ставя себя в рефлективной позиции перед вопросом, какие же грани все-таки уже освоены, реципиент убеждается, что ему удалось понять,

1) что Сомс живет среди буржуа,

2) что Голсуорси описал Сомса как человека чувствительного, <...>,

x) что текст все время cтроится в романе в форме чередования точек зрения, «голосов персонажей».

Соотнося в рефлективном акте эти итоги освоения понимаемого целого с упомянутым непонятым частным пассажем, читатель, во-первых, получает основания предположить, что непонятное место есть выражение какой-то еще не понятой читателем точки зрения. Это оказывается очень вероятным при синтаксических и пунктуационных характеристиках всего речения как вводного, равно как и при совершенно очевидных отличиях статистических и этимологических характеристик слов distinguish и elegance от аналогичных показателей окружающего контекста. Рефлексия работает далее по схеме «Я понял, что это чья-то точка зрения, но чья это точка зрения, какого персонажа это "голос"?» Допустим, что наш читатель даже аномально недогадлив и нуждается в дискурсивно протекающем переборе возможностей. Тогда в развитии рефлексии начинает принимать участие и опыт ранее установившегося знания: «Я знаю, что роман писался в годы первой русской революции, что дает мне это знание? Я знаю, что... Я знаю, что Сомс Форсайт живет среди буржуа. Я уже знаю из текста, каковы эти буржуа. Я знаю, что эта совокупность буржуа – тоже носители точки зрения, тоже обладатели "голоса персонажа", что дает мне это знание?» Здесь и усматривается, что еще одна точка зрения сопряжена с «голосом социальной среды» и это имеет место именно в данном частном пассаже. Тем самым для читателя положено начало еще одной грани понимаемого целого («Сомсу приходится жить под пристальными взорами вульгарных и неискренних завистников-буржуа»). Появление этой грани понимаемого представляет в описываемой герменевтической ситуации определенную ценность: читатель не имел возможности выйти на эту грань на основе семантизации средств прямой номинации. Дальнейшие появления данного «голоса пер_{66}сонажа» обогащают – путем наращивания и растягивания смысла – грань понимаемого целого, а частности этого рода начинают, в свою очередь, более единообразно переживаться реципиентом. Герменевтический круг разрывается, потому что грани понимаемого (выступающего в процессе растущего понимания) целого превращаются в своего рода «критиков непонимания», которые с разных точек круга устремляются к точке желательного разрыва.