Философ и теология

Мне по меньшей мере два раза доводилось испытывать на себе нечто подобное — первый раз в Европе, в обществе католических философов, составленном исключительно из священников, философов, теологов, равно как и тех, кто совмещал названные занятия; во второй раз — в обществе учащихся и преподавателей католического колледжа в США. И в тот, и в другой раз я намеренно касался следующих двух положений, которые, как я предполагал, могли оказаться взрывоопасными: все то, что мы находим в «Summa theologiae» относится к теологии; я верую в существование Бога. В обоих случаях незамедлительно следовала одна и та же реакция: меня причисляли к фидеистам. В подтверждение своего мнения меня тотчас отсылали к «Constitutio dogmatica de fide catholica» — решению, принятому Ватиканским собором 24 апреля 1870 года. Если бы у моих оппонентов этот документ был под рукой, то они наверняка напомнили бы мне еще и ту формулировку, которая содержится в «Motu proprio» папы Пия X — «Sacrorum Antistitum» — от 1-го сентября 1910 года: «Бог — как принцип и цель всего сущего — может быть познан, и даже доказан при помощи естественного света разума, если обратить последний на то, что было сотворено, то есть на видимые результаты творения, подобные последствиям, указывающим на причину, их вызвавшую». Сколько бы я не пытался убеждать моих оппонентов, что во все это я верю и знаю об этом — так что даже верить мне нет необходимости — я так и не смог добиться понимания. Если вы на самом деле признаете доказательства существования Бога, отвечали мне постоянно, то вам не только не нужно в это верить, но вы просто не можете этого сделать, даже если бы и захотели. *

Сколько заблуждений в одном! Мы не станем распутывать этот клубок: рассказанный выше забавный случай мы привели здесь единственно для того, чтобы дать представление об этой разновидности рационализма — очень требовательной по отношению к другим его видам, но слишком снисходительной к себе. Решения Ватиканского собора и слова папы Пия X, подтверждающие права естественного разума, основываются, в свою очередь, на хорошо известных словах св. Павла (Рим., 1,20). Эти акты, отражающие духовное влияние Церкви, суть религиозные акты и Церковь имеет полное право принимать и утверждать подобные решения. Поэтому легко можно понять, что теолог взывает к вере христианина в непогрешимость Церкви для того, чтобы этот христианин принял возможность чисто рационального доказательства существования Бога. Он выполняет свои функции и его нельзя за это упрекать, но, даже если мы предположим, что его критика достигает цели, то все-таки невозможно не заметить, что, опираясь на решения Собора, он хочет представить дело таким образом, будто говорит от имени чистого разума.

Какое же представление о теологии могут составить себе христиане — миряне или служители Церкви которые, услышав, что доказательства бытия Божия и суть доказательства теологические, скорее всего заключат из этого, что речь идет о не совсем рационалистическом характере этих доказательств. В этом хаосе все указывает на необходимость теологии, в которой нашлось бы место для всего тбго, что истинно в каждом конкретном случае. К тому времени, о котором у нас идет речь, такая теология, созданная св. Фомой Аквинским, существовала уже более 700 лет, однако,мы еще не имели о ней представления или еще не успели разобраться в ней. История предоставила нам возможность отыскать ее вновь.

Т ОЛЬ КО благодаря помощи Клио мне удалось немного упорядочить этот хаос и объяснить его истоки; вместе с тем, муза истории поставила предо мной новые проблемы, которые вновь вызывали сомнения в обретенных исторических перспективах, а перспективы, в которых ты сам еще не разобрался как следует, менять довольно сложно.

Первой из этих перспектив довольно хорошее определение дал Виктор Кузен в самом начале «Лекций по философии» (1918): «Есть только две вполне определенные эпохи в истории философии, так же впрочем, как и в истории человечества. Это античная и современная эпохи. В промежутке между ними свет греческого гения мало-помалу гаснет во тьме средневековья». XV и XVI века — «это всего лишь подготовка века XVII», короче говоря, «вторая эпоха начинается с Декарта».

Здесь даже и речи нет о том, что говорит по этому вопросу официальная историческая наука, так как все это представлялось настолько самоочевидным, что оспорить эту версию никому и в голову не приходило. В 1905 году Октав Амлен все еще находил возможным утверждать, что между греками и Декартом, за исключением натурфилософов, ничего не было. Сперва существовала греческая философия, затем появилась современная философия; между ними — пустота, если не принимать в расчет теологию, основанную на вере и религиозном авторитете, которые по своей сущности отрицают какую бы то ни было философию. В 1905 году мой учитель Люсьен Леви-Брюль, один из тех людей, по отношению к которым я испытываю особенную признательность, предложил мне