Философия и событие. Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью

– Я сказал бы, что по вопросу об общей теме разговора для людей и Бога есть два разных лагеря. Одни считают, что с Богом можно спорить только о математике, а другие – что только о морали. Но трудно представить, как с Богом можно было бы поспорить, к примеру, о музыке. Не очень-то понятно, какие уши у Бога, и что это такое вообще. Наверное, можно было бы поговорить о физике, но Бог просто сказал бы: «Ну да, это так, потому что я создал этот мир таким!». Напротив, ясно, что с Богом можно спорить о морали.

– Однажды один университетский преподаватель сказал мне, что Вы – Лейбниц без Бога.

– Конечно, так можно, наверно, сказать. Но если Вы уберете из системы Лейбница Бога, по ней пройдет волна разрушительных последствий. Мир уже не будет лучшим из миров, он станет совершенно контингентным, а если он совершенно контингентен, следует убрать принцип предустановленной гармонии, а если его убрать, человеческое действие не будет ничем руководствоваться… Одно следствие за другим – и вся система едва ли не рассыплется. Так или иначе, совершенно ясно, что Лейбниц был убежден, что о математике с Богом поговорить можно. Он даже вывел из этого, что мир является результатом математического расчета, сделанного Богом. Он попытался математизировать физику на онтологическом уровне. У него есть математизированная онтология мира. В его случае физика действительно становится онтологией.

– Конечно, у Вас Бога нет. Некоторым, однако, порой сложно понять, как атеизм может основываться на математике. Мы недавно отмечали, что математика может привести к мистицизму. Некоторые видят в ней порядок и красоту. Какое отношение в таком случае Вы видите между пустотой и атеизмом, с одной стороны, и множественностью, математикой, с другой?

– Что касается математики, то, что я о ней говорю, нужно понимать, строго придерживаясь смысла сказанного. Математика – это мысль о множественном как таковом. Принципы порядка, которые она открывает, выводятся лишь из этого. В математики не больше порядка, чем в понятии чистой множественности, которое выдвигают на основе одной-единственной идеи – нечто является чему-то другому. Затем перечисляются следствия этой идеи, и они определяют то, что служит основанием для соответствующих аксиоматических решений. Я затратил много сил в «Бытии и событии» на то, чтобы прокомментировать все эти аксиомы одну за другой. Я комментирую все аксиомы теории множеств и показываю, к какому философскому пространству, к какому пространству мысли они относятся. Следовательно, математика – это просто тот факт, что сложность чистого бытия – это сложность, которую удается рационально схватить. Этот порядок – просто-напросто порядок сложности, предлагаемой нам чистым бытием в форме неупорядоченной множественности, множественности, которая не отсылает к первичным атомическим единствам.

– И последний вопрос: сталкивались ли Вы когда-нибудь в области Вашей математической мысли с возражениями или критикой, которые бы показались Вас обоснованными.

– Меня можно было бы упрекнуть, хотя это и редко делают, в моем выборе теории множеств с максимальной мощностью. Предлагаемый мной тип теории множеств – тот, который заходит настолько далеко, насколько он может идти, пока не встречает формальных противоречий, которые бы разрушили его аппарат мысли. И здесь уже содержится гипотеза о бытии. Речь идет о гипотезе, согласно которой, нам в нашей мысли о множественном не нужно вводить извне ограничения, налагаемые на нашу мысль. Этим, к примеру, очевидно предполагается «актуальное» существование бесконечных множественностей. Известно, что интуиционисты с этим не согласны, да и классическая математика была крайне осторожна в этом вопросе. Существуют ли очень большие кардинальные числа, гигантские множественности? В принципе, я считаю, что да, существуют. Я полагаю, что бытие в его многообразной возможности не должно ограничиваться указами, которые основываются лишь тем, что нашему эмпирическому созерцанию трудно поспевать за творческой силой понятий.

Те, кто говорят: «Бесконечное я не понимаю, поскольку необходимо, чтобы я оставался привязан к протоколу операций» или что-то другое в этом роде, или те, кто отказываются принимать кардинальные числа, превосходящие счетные числа, – это люди, которые, на самом деле, занимаются физикой: они меряют бытие ограничением их созерцания. Я думаю, что сила математики в том, чтобы никогда не позволять конечности нашего созерцания нас ограничивать. Если нет противоречия, нужно идти вперед! Конечно, эта точка зрения совершенно противоположна критической, кантовской, неокантианской, интуиционистской и т. д. традиции философии. Традиции, которая, по сути, всегда говорит: «Внимание, мы больше не можем идти дальше, чем созерцание, которое сопровождает наш опыт». Верно то, что вы можете иметь совершенно рациональное определение измеримого или невыразимого кардинального числа, но вы всегда можете захотеть иметь его созерцание!