– Айшу убили, – вдруг сказал он. – Убили. Айшу. Понимаешь?
За год до…
Адетт была пьяна. Коньяк, шампанское, густое красное вино и тягучий ликер. Адетт пила, словно матрос, сошедший на берег после годового плавания, а Серж не мешал. Она очнется, переживет проигрыш и выберется из алкогольного болота. Адетт сильная, переживет и неудачу, и позор, и все, что угодно переживет.
– Ну почему… – Она скулила и выглядела жалкой. Волосы-водоросли, иссушенные солнцем, серая кожа, опухшие веки, и апофеозом паденья грязный халат. Адетт никогда не позволяла себе появляться на людях в грязной одежде.
В доме не осталось людей, все ушли, и Магдалена, получившая от любимого хозяина домик в пригороде Парижа, и Пьер, и Жак, и даже слеповатый, глуховатый старик Луи, подрабатывавший при доме садовником. Впрочем, садовник, итальянец Марио, остался, садовник не был привязан к покойному месье Алану и не видел разницы, кому служить: вдове или детям. Марио служил саду, а, раз уж сад достался вдове, значит, и Марио надлежит поступить точно так же. Прочие же слуги в один день явились за расчетом. Дескать, их долг – служить детям месье Алана, а мадам Адетт несомненно управится сама.
Унизительно. Адетт никто никогда не бросал, ее насильно вернули в прошлое, с головой окунув в неприятные воспоминания. Там, в прошлом, Ада уже бывала в шкуре брошенной и ненужной.
Ада, но не Адетт.
– Когда он успел? Серж, я же все время была рядом, а он изменил завещание… Внуки… Мика моментально родит ребенка, о, если за каждого ребенка она будет получать по миллиону, то Мика наплодит целый выводок… И Франц… Они ничего не делали, а получили все!
– Еще не получили.
– Но получат, Серж, непременно получат. А мне что? Дом? Вшивое поместье на окраине вселенной и содержание! Убогое содержание за то, что я ночи проводила у его постели, дышала этой вонью, слушала стоны, промывала раны, от одного вида которых становилось дурно… Где были его дети? Где, Серж?
– Но двадцать тысяч франков в месяц…
– Заткнись! Двадцать тысяч против миллиона! Миллионов, которые достанутся каким-то внукам! Позор. Господи, почему так несправедлив мир?! Зачем эти ключи, знаешь?
Надо же, вспомнила, вчера мсье Жерар торжественно вручил Мике и Францу запечатанные белые конверты, в которых, по-видимому, хранились упомянутые в завещании ключи.
– Они ходили в банк?
– Ходили.
Адетт проглотила пирожное и вытерла руки о халат.
– И что?
– Францу досталась Библия и перстень Алана.
– А Мике? – Ревниво поинтересовалась Адетт.
– Мике – драгоценности ее матери и матери Алана.
– Паршивка.