Философия красоты

Кэнчээри Ивакович, вот как его звали. Эгинеев Кэнчээри Ивакович. А я и не удивилась: у необычного человека и имя должно быть необычным, так говорил Аронов, и кажется, я начинаю понимать его правоту.

Моя квартира капитану не понравилась. Эгинеев хмурился, морщился и долго устраивался на дорогом и жутко неудобном дизайнерском кресле. Смешно: недавно я сама думала, что в квартире чересчур мрачновато, а теперь до слез обидно, что здесь кому-то не нравится.

– Как давно вы работаете в «л’Этуали»? – капитан Эгинеев рассматривал меня с нескрываемым интересом, взгляд у него пытливый, настойчивый и очень-очень неприятный. Кажется, что еще немного и этот, похожий на убитую Айшу, милиционер сумеет заглянуть под маску. Еще чуть-чуть и ему удастся увидеть… Не удастся, это все ерунда и нервное напряжение, нужно успокоится, в конце концов, я ни в чем не виновата. Вымученно улыбаюсь.

– Не очень давно, месяц-два, может, немного меньше.

– А с Николаем Петровичем Ароновым давно знакомы?

– Примерно столько же. Нет, чуть больше, простите, точно не помню.

– Понятно. – Некоторое время молчим. Наверное, следует предложить кофе или чай, сыграть в гостеприимную хозяйку, поболтать, изобразить недалекую и испуганную случившимся модельку, благо, бытует мнение, что все модели – дуры. Я согласна на дуру, лишь бы узнать, какие мысли прячутся в круглой голове капитана Эгинеева. Ну же, это совсем просто, он ведь мужчина, а я… а я не могу пошевелиться, ноги-руки словно из ваты.

– Вам нравится ваша работа? – Спрашивает Эгинеев, когда молчание становится невыносимым.

– Нравится.

– А неприятности случались? – Вот добрались до сути его визита, сейчас начнет расспрашивать про скандал, про Айшу, про то, что мне выгодна ее смерть… но ничего, к этим вопросам я готова, справлюсь.

– А какая работа обходится без неприятностей?

– Верно подмечено, – кивает он. – То начальство, то коллеги… Вы ведь были знакомы с Марией Кузнецовой? Кажется, она значилась у вас как Айша… Необычное имя, не знаете, что оно означает?

– Не знаю. Просто имя и все. Сами подумайте, какая радость от модели с именем Мария Кузнецова, таких на каждом углу навалом, а Айша одна. Была одна. Ее ведь убили?

– Убили.

– Ужасно. – В данном случае я совершенно искренна, ибо испытываю даже не страх, а откровенный ужас, не перед милицией или мифическим правосудием – я Айшу не убивала, значит и бояться нечего – а перед своей собственной судьбой.

– Дикое преступление, совершенно необъяснимое, ее буквально искромсали на куски. Так вы были знакомы?

– Шапочно. Нас представили друг другу, вот, пожалуй, и все знакомство.

– Да, понимаю, у вас не принято дружить.

– Почему не принято? Некоторые девчонки дружат. – Правда, я не стала уточнять, что длится эта дружба ровным счетом до первого контракта, который достался одной из подруг в обход другой, или до перспективного поклонника, уведенного самым подлым образом, или… в общем, этих «или» имелось огромное количество, так что Эгинеев прав, дружить у нас невыгодно. Совершенно не к месту добавляю. – Айша была очень красивой.

– Согласен. Совершенно с вами согласен. Знаете, я раньше думал, что красота – это что-то очень правильное, и даже «Мисс Мира» не смотрел, потому что те девицы похожи друг на друга, как капли воды. Ну и модели все на одно лицо казались, откроешь журнал и не понятно, то ли она волосы перекрасила, то ли это вообще другая девушка, прям беда. А ваша сотрудница – индивидуальность, такую, если увидишь, в жизни не забудешь. У нее, наверное, было много поклонников.

– Не знаю. Мы не настолько близко были знакомы, чтобы обсуждать поклонников. А вообще красота – в индивидуальности. – Повторяю любимую фразу Аронова и чувствую себя при этом полной дурой. А капитан кивает, соглашаясь, настоящий китайский болванчик.

– Айша была красива, но вы… вы гораздо красивее. – Он краснеет и нервно ерзает на кресле, видно, что говорить комплименты не привык.

– Спасибо.

– Да… Это… Ну, я хочу сказать, что понимаю, отчего выбрали именно вас, но простите, если что не так скажу, Кузнецова вряд ли обрадовалась вашему появлению. Женщины не любят соперниц, тем более таких… красивых. – Капитан краснеет еще сильнее, на его коже румянец проступает отдельными пятнами темно-кирпичного цвета, отчего кажется, будто Эгинеев страдает от страшного, неизвестного науке недуга. Я, пожалев беднягу, решила помочь.