Читаем Философия освобождения полностью

Смерть – это воля. Мы вообще имеем дело с волей только потому, что нужно достичь чего-то, чего еще нет, потому что существует тормозящий момент, который делает немедленное достижение невозможным. Жизнь не воля, а лишь видимость воли к смерти, и то в первоначальном состоянии мира и в каждом нынешнем газе: видимость тормозящего момента в индивиде, и в каждой жидкости, и в каждом твердом теле: видимость стремления, предотвращенного извне. Поэтому даже в неорганическом царстве жизнь отдельного человека не является средством достижения цели, а средством является борьба в целом, или, скорее, множественность, которая ее обуславливает. Жизнь в неорганическом царстве – это всегда только видимость, это постепенное движение химических идей к смерти.

Пока в мире существуют газообразные идеи (а они по-прежнему перевешивают все остальные), до тех пор сумма сил, существующих в мире, не созрела для смерти. Все жидкости и твердые тела созрели для смерти, но вселенная – это сплошное целое, коллективное единство, находящееся в динамической согласованности во всем, с одной единственной целью: небытие, и поэтому жидкости и твердые тела не могут достичь исполнения своего стремления, пока все газы не ослабнут настолько, что тоже станут твердыми или жидкими, или другими словами: вселенная не может стать ничем, пока вся сумма сил, содержащихся в ней, не созреет для смерти.

С этой точки зрения, по отношению к целому, жизнь жидкостей и твердых тел, то есть их внешне заторможенное стремление, предстает как средство, а именно как средство к цели целого.

Поэтому в физике мы заняли слишком низкую позицию по отношению к химическим идеям и получили лишь половинчатый результат. Мы совершенно правильно признали заторможенное стремление всех идей как жизнь, но, поскольку мы остановились на этом, или, скорее, должны были остановиться на этом без метафизики, мы ошиблись в объяснении воли. Химическая идея хочет смерти, но может достичь ее только через борьбу, и поэтому она живет: в своей глубинной основе это воля к смерти.

11.

Мы вступаем в органическое царство. Из физики мы должны помнить, что это не что иное, как форма ослабления суммы сил, лежащих во Вселенной. Теперь мы называем его лучше: самая совершенная форма для ослабления силы. На данный момент нам этого достаточно. В дальнейшем мы найдем место, где сможем еще раз углубиться в организацию и понять весь ее смысл.

Растение растет, порождает (каким-то образом) и умирает (через некоторое время жизни).

Если отбросить все детали, то первое, что бросается в глаза, – это великий факт реальной

смерти, которая не могла появиться нигде в неорганическом царстве. Может ли растение умереть, если в глубине своей души оно не хочет этого? Он просто следует своему основному инстинкту, который черпает все свои стремления из Божьего стремления к небытию.

Но смерть растения – это лишь относительная смерть, его стремление выполнено лишь частично. Оно порождает, и через деторождение оно продолжает жить.

Теперь, поскольку деторождение, сохранение жизни, действительно вызывается извне и зависит от других идей, но по существу возникает из внутренней идеи самого растения, жизнь растения – это совершенно иное явление, чем жизнь химической идеи. Если в последнем случае жизнь – это лишь торможение воли к смерти, вызванное и обусловленное изнутри или извне, то в растении жизнь непосредственно воля. Растение, таким образом, показывает нам волю к жизни отдельно от воли к смерти, или, скорее, поскольку оно хочет абсолютной смерти, но не может ее получить, оно хочет жизни непосредственно как средства к абсолютной смерти, и результатом этого является относительная смерть.

Все это – видимость его импульса, который не направляет никакое познание, т.е. в познающем субъекте его импульс отражается указанным образом. Растение – это чистая воля, чистый драйв, следующий импульсу, который простые химические идеи, составляющие его, получили при распаде единства на множественность.

В физике мы определили растение как волю к жизни с определенным движением (ростом). Это объяснение требует корректировки. Растение – это воля к смерти, как химическая идея, и воля к жизни, и результатом этих усилий является относительная смерть, которую оно также получает.

12.

Животное – это, прежде всего, растение, и все, что мы говорили о последнем, относится и к нему. Как растение оно является волей к смерти и волей к жизни, и относительная смерть является результатом этих стремлений. Она хочет жизни как средства для абсолютной смерти.

Но животное в этом случае все еще является комбинацией воли и духа (на определенном уровне). Воля разделилась на части, и каждая часть имеет свое собственное движение разделения. Благодаря этому изменяется растительный мир.

Разум животного воспринимает объект и инстинктивно чувствует опасность, которая ему угрожает. Животное испытывает инстинктивный страх смерти по отношению к определенным объектам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука