Философия освобождения

Во-вторых, все равно придется придать ему умопостигаемый характер, при котором он действительно является причиной этих действий как видимостей, но который сам не находится ни в каких условиях чувственности и сам не является видимостью.

(ib. 421.)

Этот интеллигибельный характер никогда не может быть познан непосредственно, потому что мы не можем воспринимать ничего, кроме как в той мере, в какой он проявляется, но, тем не менее, он должен был бы мыслиться в соответствии с эмпирическим характером.

(ib. 422.)

Поэтому речь идет об определенном виде действенности субъекта чувственного мира: его природе, в соответствии с которой он всегда должен действовать. Эта природа является его эмпирическим характером. Однако как таковая она есть лишь видимость X, непротяженной, вневременной вещи в себе, которая, лишенная всякой необходимости, в полной свободе является основанием видимости и может мыслиться только в соответствии с эмпирическим характером.

Поэтому мы должны придерживаться эмпирического характера, чтобы иметь возможность постичь интеллигибельный, так сказать, кратким концом; ибо он сразу же непознаваем.

В примере о лжеце (Кк. 431) сказано:

Через свой эмпирический характер человек идет к его истокам, которые он ищет в плохом воспитании, дурной компании, отчасти и в злобности натуры, нечувствительной к стыду, а отчасти из-за неосторожности и неосмотрительности.

И из других отрывков видно, что эмпирический характер – это восприимчивость данной чувственности.

Теперь, согласно вышесказанному, следует думать, что интеллигибельный характер является субстратом этих качеств, свойств характера, короче говоря, всегда одинаковой конституцией сердца; ибо эмпирический характер есть лишь видимость интеллигибельного, а последний – лишь трансцендентальная причина последнего; следовательно, даже если интеллигибельный не распознается непосредственно в своей сущности, между ними не может быть абсолютного различия.

Тем не менее, Кант помещает умопостигаемый характер в голову человека.

Человек, который иначе познает всю природу только через органы чувств, познает себя также через простую апперцепцию, а именно в действиях и внутренних определениях, которые он не может даже причислить к впечатлениям органов чувств, и сам является, конечно, отчасти явлением, но отчасти, а именно в отношении некоторых способностей, чисто интеллектуальным объектом, поскольку действие его нельзя даже причислить к восприимчивости чувственности. Мы называем эти способности пониманием и разумом; последний, в частности, отличается от всех эмпирически обусловленных способностей очень реальным и особенным образом, поскольку он рассматривает свои объекты только в соответствии с идеями.

(ib. 426.)

Таким образом, способность познания является трансцендентальным основанием моральных качеств человека, определенного характера его воли, способности желания.

Против этого я должен решительно протестовать; не только с точки зрения моей философии, но и во имя Шопенгауэра, который блестяще показал, что интеллект и самосознание не обязательно принадлежат сущности вещи в себе и что они, следовательно, никогда не могут быть трансцендентальным основанием видимости.

Кант продолжает: