Философия права русского либерализма

Тем не менее это только часть правды. История русской мысли доказывает, что такое положение дел также менялось в лучшую сторону. Шесть мыслителей, представленных ниже, свидетельствуют, что господствующей русской традиции недоверия к праву противостоял все более укрепляющийся образ мышления, возвышающий закон и акцентирующий необходимость превратить Россию в правовое государство. Сила этого движения может быть оценена не числом его приверженцев, а скорее уровнем его теоретических достижений. Как мы увидим, этот уровень был высок – может быть, слишком высок для того, чтобы быть понятным и распространенным среди широкой публики, включая и тех, кто называл себя либералами. Другими словами, это движение было ограничено рамками достаточно узкой интеллектуальной элиты, но само его существование было исторически важно. Высокий уровень его теоретических достижений был бы невозможен без значительного прогресса в общем уровне правовой культуры Российской империи.

Глава II. Борис Чичерин: “старолиберальная” философия права

1. Вводные замечания

Борис Николаевич Чичерин (1828–1904) занимает в истории русской мысли совершенно особое место. Без всякого сомнения, он был “одним из самых выдающихся умов России XIX в.”[294] Вл. Соловьев назвал его “самым многосторонне образованным и систематичным умом среди современных русских, а может быть, и европейских ученых”[295]. Следует добавить, что эта высокая оценка вовсе не была результатом духовной близости: скорее наоборот, – оба мыслителя резко критиковали друг друга, и процитированные слова были на самом деле началом резкого и едва ли не грубого ответа Вл. Соловьева на критику Чичериным его взглядов на право и нравственность. Советские ученые также относились к Чичерину с большим почтением, подчеркивая его интеллектуальный уровень и цельность его личности, но в то же время смотрели на него как на настоящего классового врага прогрессивных сил. Советские издатели воспоминаний Чичерина назвали его “замечательнейшим из русских либералов”[296], одним из выдающихся представителей политической мысли европейского уровня, внесшим “совершенно исключительный” научный вклад в российскую социальную науку того времени[297]. Такое же мнение было высказано русским ученым-эмигрантом, хорошо известным исследователем русского либерализма В. Леонтовичем, назвавшим Чичерина “крупнейшим теоретиком русского либерализма”[298].

Однако почти всегда исследователи отмечали, что Чичерин оставался обособленным мыслителем, “одинокой фигурой”, а его идеи не имели реального влияния[299]. Наиболее крайнее суждение высказал Н. Бердяев. В своей книге “Русская идея” он назвал Чичерина единственным философом русского либерализма и обвинил его в том, что как мыслитель он совершенно чужд всему русскому: “По Чичерину можно изучать дух, противоположный русской идее, как она выразилась в преобладающих течениях русской мысли XIX века”[300]. Такое мнение вполне естественно для философа, на духовном развитии которого так сильно сказался романтический славянофильский антилегализм. Действительно, отношение Бердяева к классическому либерализму, с его идеей права, всегда было, как он сам признавался, резко враждебным; противостояние “формальному праву” во имя “свободы духа” он считал своей нравственной обязанностью[301].

Изолированность Чичерина подчеркивал также умеренный либерал кн. Е. Н. Трубецкой, в отличие от Бердяева, сожалевший об этом факте как о трагическом и прискорбном. По его мнению, жизнь Чичерина – это “история человека, который был не нужен России и был выброшен жизнью за борт, потому что был слишком кристально чист, слишком непоколебим, слишком ревностен”[302]. Чичерин был одинаково чужд всем течениям русской философской и политической мысли. То, что во второй половине XIX в. он оставался гегельянцем, обрекало его на роль “инопланетянина”. Он презирал позитивизм как свидетельство философского невежества, но столь же резко противостоял антипозитивистским атакам Вл. Соловьева, которого он обвинил в незрелом, неграмотном мистицизме, ведущем к уничтожению науки. Чичерин был в принципе чужд реакционной политике Александра III, но решительно осуждал и радикальные движения, считая, что они несут ответственность за провал либерализма и победу реакции. Он был сравнительно далек даже от тех, кто называл себя либералами: по его мнению, они делали слишком много уступок народничеству или государственническому социализму, а он в их глазах был доктринером и непреклонным фанатиком. Он стремился к “чистому” либерализму, “либерализму без примесей”, которого в России не существовало[303].