Исторический спад реформаторской идеи у Рашида Риды, считавшего ваххабизм истинным поборником ислама и сунны, Абд аль-Азиза Аль Сауда – образцом государственного мужа, а саудовское ваххабитское государство – идеалом единобожия и независимости, свидетельствует о скрытой деформации реформаторской идеи вообще и её политического вектора в частности. Косвенным образом эта деформация, этот спад проявились в ходе наиболее серьёзного испытания, с которым пришлось столкнуться Рашиду Риде, когда новые турецкие власти объявили об упразднении халифата. Взгляды и подходы, изложенные им в книге «Халифат, или Великий имамат», представляют собой лишь ещё один аспект указанного спада. Здесь мы встречаем лишь примитивные повторы того, что содержалось в работах мутакаллимов вроде Саад ад-Дина ат-Тафтазани (1322–1390) и в последующих комментариях к ним, а также отдельных взглядов аль-Джувайни (1028–1085), аль-Маварди (974 —1058) и других авторов, рассуждавших в традиционном ключе о понятиях имамата и имама и о тех условиях, которым они в идеале должны соответствовать[412]
. Все эти рассуждения не имеют практической ценности. К тому же всё излагается поверхностно и достаточно примитивно, нет исторического анализа условий, в которых возник данный вопрос, и имевшего тогда место столкновения идей. Никак не анализируется и обстановка, сложившаяся после крушения Османской империи и упразднения халифата. Всё ограничивается лишь косвенным салафитским отстаиванием идеи халифата как таковой.Таким образом, Рашид Рида не предложил никакой принципиально новой идеи в контексте исламской реформации. Не развил он и взглядов предшествовавших ему крупных реформаторов (аль-Афгани, Мухаммеда Абдо и аль-Кавакиби). Он не выдвинул никакого нового проекта реформирования. Что касается его методики, уровня анализа, способа критики действительности и поиска альтернатив, то они были шагом назад по сравнению с его предшественниками. В полной мере это относится и к его толкованиям Корана, в которых отсутствует какая-либо научная или идейная значимость и не содержится никакого реформаторского подхода.
Мухаммед Рашид Рида воплотил второстепенные элементы исламской реформации, взяв лишь остатки её идейного, логического и духовного наследия. Он попытался собрать эти остатки, создав новый подход к политическим альтернативам, задействовав дух энтузиазма и зёрна рационализма в исламской реформации лишь применительно к ряду вопросов, касающихся современной политической истории мусульманского мира, оставшись вдалеке от той цели, того идеала, который воплотили в первую очередь аль-Афгани и аль-Кавакиби. Что касается его попыток «пристегнуть» ваххабизм к духу реформации, то они привели к внутренней деформации, выпячиванию узкого традиционализма и салафизма в его идейных построениях. Можно сказать, что сделанное им привело к обоснованию «неосалафитского» течения, придав старым идеям «блеск новизны». Такой подход способствовал разрушению, мумифицированию разума, застывающего перед авторитетом старых традиций калама и коранических аятов. Это способствовало укоренению психологии и менталитета «топтания на месте» в идеологии и политике. Рида не сумел разорвать неявный порочный круг реформизма джихада и иджтихада. Наоборот, он вернул всё к исходной точке, уничтожил дух исламской реформации с её рационалистическими тенденциями. По своим потенциальным возможностям его идеи стали возвращением к наиболее традиционалистским и косным образцам реформаторского наследия в исламе. Это видно на примере того, как Рида прославляет и возвеличивает Ибн Таймию, или как затем восхищается ваххабитами, называя их истинными суннитами. Он был неспособен развить выводы мусульманских реформаторов, продвинуть реформацию к новым горизонтам на фоне крушения халифата, что сделало его идеи противоречивым источником как возникающего течения исламского либерализма (‘Али ‘Абд ар-Раззак), так и наиболее радикального салафитского течения (ихваны).