Отчего западный ум столь настойчиво приписывает реальность материалу, который является специфической заботой физики? Это происходит не просто оттого, что такой материал представлен как объективно воспринимаемый: обычная фантазия часто порождает объекты, которые очевидны для восприятия, тем не менее обычно эти объекты считаются нереальными. И не оттого также, что научный материал поддается логически систематизированному изложению. Существуют основанные на свободно сконструированных основных допущениях математические системы, имеющие характер логически связанного системного целого. Однако качество реальности им обычно не приписывается. Как уже было показано, нет прямого доказательства тому, что наука имеет дело со знанием о предметах, существующих независимо от всякого сознания как такового. Похоже, что есть лишь один опытный факт, который дает объяснение приписыванию реальности материалу физических наук: этот материал сравнительно общий и постоянный для значительного большинства наблюдателей; поскольку это общеизвестно, ни один человек не может с успехом действовать так, будто этого материала нет. В нем, кажется, есть нечто объективное, с чем сознательное существо вынуждено считаться, дабы устроить жизнь свою так, чтобы жить более или менее благополучно.
Конечно, в каком-то смысле есть нечто, с чем индивид должен считаться. Но этот факт вовсе не подразумевает, что это «нечто» есть какая-то независимая самосущая реальность. Мы можем дать иную интерпретацию, которая, хотя и отрицает независимую самосущность, тем не менее, сохранит для этого «нечто» определяющий характер в отношении функционирования сознательных существ. Мы можем считать «объективную реальность» какой-то коллективной фантазией, спроецированной из коллективного бессознательного и принявшей относительно застывшую стабильную форму, которая просто свидетельствует о стабильности коллективного бессознательного. Это придаст такой спроецированной фантазии характеристику некого объективного фактора, и нам будет легко понять, отчего он должен был обрести видимость первичного эквивалента реальности.
Разве вышеприведенная интерпретация этого объективного «нечто» была бы в каком-то отношении несовместима с опытными фактами? После такого исследования вроде бы не остается никакого основания для возражений. Объективный материал сознания поступает через органы чувств, и только через них. Но то, что предоставляется органами чувств, – это лишь формы одной из функций сознания, а именно функции восприятия. Тут мы навсегда ограничены материалом, который сводится к восприятию, – пока к нему не прибавится материал и от других функций сознания. Много материала, который имеет объективную видимость, дает самая обычная фантазия – хотя, по общему мнению, подобная видимость не является объективным существованием. Подобного рода видимости создаются в сознании субъекта в результате гипнотического внушения. И здесь, опять-таки, речь не идет о стоящем за видениями некоем объективном предмете, который существовал бы независимо, сам по себе. Придайте такому гипнотическому проявлению, этой видимости, характер коллективной составляющей всякого человеческого сознания, и тогда можно будет спросить: чем это отличается от материала, полученного путем обычного экстравертированного наблюдения? По-видимому, все существующие ныне возможности естественной науки сохранятся. Изменится лишь смысл научного результата. Но этот уровень (смысловая оценка) лежит вне сферы научного анализа как такового. Поэтому не будет никакого покушения на свободу естественной науки в предоставленной ей сфере или секторе сознания.
Мы будем вынуждены интерпретировать факты и законы науки как чисто психическое явление, хотя и отличающееся сравнительной стабильностью. Законы, а также факты займут свое истинное место в психологическом коллективном бессознательном.