Философия в университете. Взгляд из Москвы и Шанхая

Изучение нравственных установок Агамемнона, Ахилла, Одиссея, Париса, Елены (а равно и Зевса, Геры, Афродиты, Ареса и пр.) позволяет реконструировать систему моральных ценностей очень непохожую на современную, но, тем не менее, безусловно, именно систему моральных ценностей. И в рамках этой системы поступки гомеровских героев оказываются очень даже соответствующими голосу совести.

Но почему же исследователи XIX века отказывали им в обладании совестью? – Потому что с точки зрения более поздних норм нравственности та система морали воспринималась как бессовестная и безнравственная.

Так вот теперь, зафиксировав этот диссонанс, попробуем пройти шаг за шагом от той «героической» морали к морали сначала XIX века, а затем и нашей современной. И мы «пошагово» следим за тем, как полисные ценности занимают место личных доблестей. На примере полисной морали можно наглядно продемонстрировать социальную этику с ее способом регуляции норм общественной жизни, и показать значимость эволюции этики для жизни общества. (Рассматриваем «дело Сократа» и учение Сократа о законах.)

А затем в эпоху эллинизма полисная мораль вытесняется опять-таки сугубо личными добродетелями стоицизма или эпикуреизма, возрастает важность моральной ответственности индивида.

Апофеозом личной моральной ответственности индивида выступает мораль христианства, пришедшая в европейскую историю в эпоху эллинизма. И перед курсом этики возникает задача разобрать религиозные этические концепции.

Первый массив религиозных учений, подчеркивающих личную моральную ответственность человека, выплывает нам навстречу в «осевое время» (К. Ясперс). И мы получаем возможность увидеть, как все человечество в самых разных частях планеты, в разных точках цивилизационного развития нащупывает пусть неодинаковые, но сопоставимые пути нравственного развития, как созданные осевым временем моральные учения оказываются «переводимыми» на «языки» разных культур. Перед студентами развертываются и моральное учение Сиддхартхи Гаутамы, и моральное учение Кун Фу-цзы, и моральное учение Заратуштры. Сила этих учений общеизвестна, и высока вероятность того, что какие-то идеи данных моралистов «заденут» студентов за живое.

А курс учебной дисциплины идет своим путем. И, отталкиваясь от дуализма Ахура-Мазды и Анхра-Манью, мы переходим к моральным учениям монотеистических религий.

В каких-то случаях ограниченность часов на изучение дисциплины продиктует нам необходимость свести эту часть курса к сопоставлению ветхозаветной, новозаветной и мусульманской моральных доктрин, в каких-то случаях большее количество часов позволит рассмотреть, по крайней мере, христианскую мораль более подробно.

В благоприятном варианте мы сможем более или менее подробно проанализировать столь различные системы христианской морали, как мораль монашескую и мораль средневекового рыцарства (да и мораль монашеских рыцарских орденов). Историческое развитие такого церковного института как исповедь и его воздействие на формирование такого морального феномена, как совесть.

Далее у нас возникает возможность проследить влияние религиозной реформации на формирование «протестантской этики» и изменение нравственной оценки труда. Во-первых, мы вспомним, что в классической античности труд воспринимался как удел не человека, но раба. Если же свободный человек, например, ремесленник, был занят трудом, то это было свидетельством того, что данный человек свободен лишь в юридическом смысле, а по сути он раб природной необходимости, так как в случае неудачи, он, не сумев заработать, будет обречен на голодную смерть.

Во-вторых, рассмотрим библейский подход к труду. Он более «человечный», труд – это удел человека, но это удел человека, изгнанного из рая, это своего рода «проклятие» человека («проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб…» Быт., 3; 17–19).

В-третьих, обратимся к эпохе средневековья, когда христианское монашество формирует новый взгляд на труд. Труд выступает как антитеза праздности, которая есть мать всех пороков и похоти. Труд монаха освящен религией и нравственностью, в отличие от труда крестьянина, порожденного природной необходимостью. Однако и монашеский труд не является самоценным, он лишь лекарство от болезни (праздности), средство смирения плоти. В-четвертых, рассмотрим отношение к труду, возникшее во времена Реформации. Труд начинает восприниматься как подлинное призвание человека. И здесь мы получаем возможность познакомится с моральными сентенциями и поучениями такого замечательного представителя протестантского подхода к труду, как Бенджамин Франклин: «Лень подобна ржавчине: она разъедает быстрее, чем частое употребление изнашивает»; «Бережливость и труд к богатству ведут»; «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня».