Философия в университете. Взгляд из Москвы и Шанхая

А дальше мы не можем обойтись без изучения систем этики рационалистической и светской. Рассматриваем различие деонтологической этики Канта и консеквенциалистской этики утилитаризма, критику религиозной этики в марксизме и ницшеанстве.

При анализе этики ХХ века сосредоточимся на этических теориях экзистенциализма (высочайший уровень индивидуальной ответственности человека), биоэтики и этики ответственности (проблема ответственности поднимается на социальный уровень), теории справедливости.

Таковой видится траектория изучения курса этики на потоках, где данная дисциплина в первую очередь выполняет культуртрегерскую функцию.

2.2.1. При преподавании этики у студентов, выбравших «высокие» профессии, профессии, у которых есть не только функция, но и миссия, все вышеперечисленные проблемы начинают рассматриваться в том числе и с точки выявления того, что коррелирует с миссией данной профессии. Также в план учебной дисциплины включаются темы «Прикладная и профессиональная этика».

Принципиальным в этом случае является обсуждение того, что прикладная этика не «выводится» дедуктивным выводом из «общечеловеческой» этики.

Насколько невозможен такой вывод сразу становится ясно, как только мы подумаем о том, что отличает профессионального снайпера из подразделения спецназа от профессионального наемного убийцы. Ответ очевиден – у первого есть профессиональный этический кодекс, а у второго мораль (с общечеловеческой точки зрения) находится «на нуле» (по Кельвину). Но попробуйте дедуктивно вывести этику снайпера из, допустим, Декалога!

Более мирный пример – профессиональная деятельность адвоката по уголовным делам. Его задача убедить присяжных в невиновности своего подзащитного, хотя он сам (в силу доверительных отношений со своим клиентом) прекрасно знает, что тот виновен. С позиций кантовской деонтологии он должен был бы бросить своего подзащитного на произвол судьбы, но профессиональная этика адвоката требует от него максимально эффективно исполнять свой долг. И как это соотнести с заповедью «Не лги!» (или конфуцианским принципом Чжэн мин)?

Построение какой-либо профессиональной этики возможно при признании специфической иерархии моральных ценностей, которая с точки зрению представителей этой профессии является более значимой, чем общепринятая. Точнее, не более значимой вообще (в обычной жизни эти профессионалы живут по вполне общепризнанной модели морали), а просто необходимой для качественного исполнения их профессионального долга.

И для построения такой иерархии ценностей следует отказаться от одного стереотипа, свойственного европейской культуре. Это склонность рассматривать добро и зло не просто как противоположности, а как столь радикальные противоположности, что они не имеют между собой ничего общего.

Возникший в Великобритании в XVIII веке этический сентиментализм утверждал, что мы обладаем врожденным моральным чувством и, благодаря этому чувству, всегда прекрасно оцениваем любое действие как благое или злое. Нам нет нужды этому учиться, ибо это свойство человека – испытывать удовольствие, созерцая благородный поступок, и испытывать страдание, когда перед нами происходит что-то, заслуживающее морального осуждения. Один из первых представителей этического сентиментализма – Хатчессон – является автором двухтомного исследования о происхождении наших идей красоты и добра. Первый том рассматривает то, как мы воспринимаем прекрасное или безобразное, а второй том, по той же логике рассматривает наше восприятие добра или зла.

Стоит нам лишь бросить один взгляд, чтобы понять, что Венера Милосская прекрасна, а Баба-Яга – безобразна. Точно также мы без дискурсивных размышлений, интуитивно, судим о том, что есть добро, а что – зло.

Истоком такого нашего дуалистического восприятия добра и зла является вся европейская интеллектуальная традиция. Можно вспомнить как Платона, на вершине иерархии идей у которого располагалась идея «Блага», и противостоящую миру идей «хиле», источник зла и несовершенства. И между материей и миром идей нет ничего общего, кроме того, что они оба вечны.

В религиозном плане столь же строгий дуализм добра и зла мы встречаем в зороастризме, где весь мир есть арена бескомпромиссной схватки, борьбы воинства Ахура-Мазды, бога добра и света, и Анхра-Манью, повелителя зла и тьмы. Под определенным влиянием учения Заратуштры формировалось и моральная доктрина христианства с его последовательным противопоставлением греха и добродетели. Можно интерпретировать проповедь Иисуса как борьбу со злом, причем борьбу в космическом масштабе. Ибо именно для того, чтобы не удваивать количества зла в мире, необходимо отказаться от принципа талиона и провозгласить ««кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф., 5; 39–40). Победить зло в мировом масштабе возможно лишь в том случае, если мы на зло станем отвечать добром.