Философия в университете. Взгляд из Москвы и Шанхая

Вопрос «Что» в этом контексте означает для меня вопрос, что именно преподавать под именем «Этика». Здесь, на мой взгляд, существует несколько основных вариантов, выбор которых накладывает отпечаток и на последующий вопрос «Как». Во-первых, этика может преподаваться как некая сократическая философия, которая обращается к индивиду и может предложить вариант индивидуального морального выбора. В этом случае преподаватель этики должен уподобиться мудрецу на манер Эпикура, а материал его преподавания будет главным образом ограничен этикой индивидуального совершенства, куда может войти не только этика стоиков и эпикурейцев, но и современная этика экзистенциалистов. Но подобная этика не имеет большого практического смысла в современных условиях. Она обращается к индивиду и является в лучшем случае разновидностью индивидуальной психотерапии. Все попытки Сартра придать этой этике социальной смысл выглядят неубедительно. Это значит, что и преподавать такую этику как практическую философию не имеет большого смысла. Лучше оставить индивида наедине с собой и книгами Кьеркегора.

Во-вторых, этика может преподаваться как составная часть философии бытия. В этом случае предметом внимания станут великие философские системы, включая Гегеля или Маркса и, возможно, структуралисты. Этика в этом случае, хотя и обращается к личности, все же делает это с какой-то затаенной целью и личности просто предлагают принять участие в реализации великого плана как беспроигрышной лотереи, на манер пари Паскаля. Подобная этика способна вызвать к жизни сильные эмоции и всплески жизненных сил, взять хотя бы пример Че Гевары. Последний из таких известных нам всплесков был связан с марксизмом и поставил Россию на грань жизни и смерти – состояние, в котором она пребывает вплоть до настоящего времени. Это тот случай, когда сущность подавляет существование. Мы вряд ли готовы сейчас преподавать подобную этику, а если бы были и готовы, то вряд ли найдем людей готовых к ее восприятию. Мы вряд ли сможем найти достаточное количество людей готовый реализовывать великий замысел истории.

В-третьих, этика может преподаваться как философия общественной морали. В этом случае предметом нашего внимания могут стать такие философы как Аристотель, Гоббс, Локк, утилитаристы, возможно ранний Ролз «Теории справедливости». Акцент в этом случае будет сделан на совершенствование общественных институтов, а моральный выбор индивидов останется несколько в стороне. В этике существует заметный зазор между моралью личного совершенства и общественной моралью, преодолеть который пока не удается и это обстоятельство не может не откладывать своего отпечатка на преподавании этики. При всем благородстве своих устремлений подобная этика предполагает все же веру в некие метафизические основания. Однако нет уверенности в том, что мы способны согласиться в отношении этих оснований. Мы вряд ли сможем найти консенсус в современном обществе относительно естественных прав или высшего блага или природы человека. Соответственно тщетными будут и попытки создания морально оправданных общественных институтов, которые могли бы быть обоснованы подобными метафизическими основаниями.

В-четвертых, можно воспользоваться рекомендациями логических позитивистов и преподавать этику исключительно как язык моральных суждений. В этом случае мы обратим наши взоры к наследию Айера[77] и Стивенсона[78]. Мы будем бесконечно уточнять моральные понятия. Но, платой будет этический нон когтививизм и утрата этикой своей практической роли. В 60-е годы это увлечение не минуло и Россию и я до сих пор помню лекции некоторых наших коллег, на которых студенты демонстративно затыкали уши. Современные попытки преподнести подобную этику, без всякого сомнения, встретят куда более энергичный протест.

В-пятых, в крайнем случае, мы можем последовать за аморалистами и создать какой-то вариант этики без морали, как это делает Ричард Гарнер. «Наши прошлые усилия не принесли успеха, или лишь способствовали вовлечению нас в нынешнее затруднительное положение. Мораль и религия потерпели неудачу, потому что они основаны на двусмысленности и фантазии. Нам нужно что-то новое и я верю, что если мы сможем преодолеть вымыслы и обман религии и морали, эти капканы нашего языка, расставленными с целью манипулировать нами, тогда только мы найдем что нам нужно»[79].

Его лекции имели большой успех в университете Огайо. Но у меня всегда было подозрение, что подобный аморализм есть не более чем игра слов. Гарнер верит в любовь, человеколюбие, благодарность, милосердие, но не верит в мораль. Возможно, это не более чем теоретическая неспособность или нежелание подобрать подходящий общий концепт для концептов меньшего уровня абстракции. В том случае, если аморалист становится более последовательным, и отвергает также любовь, человеколюбие и т. д., то он уже становится просто мизантропом и маргиналом.