Так или иначе, в преподавании аналитической этики, особенно в России, мы должны начинать с того, что нас объединяет как представителей всего человечества, граждан демократического государства или студентов философского факультета, а затем уже обосновывать возможные исключения или уточнения общих принципов. Я имел возможность практиковать такой подход к преподаванию этики, когда преподавал курс под названием «Этика и война» в университете Джорджа Мэйсона. Это был междисциплинарный курс (этика и должна быть междисциплинарным курсом). Там были студенты международных отношений, управления, философии и политологии. Среди них были реалисты, пацифисты, сторонники теории справедливой войны и даже один милитарист из числа отставных военных. Некоторые были в состоянии сформулировать философскую точку отсчета и разделялись на представителей деонтологии в разных ее вариантах, утилитаристов или сторонников этики добродетелей. Подобная структура класса представляется моделью современного общества. После того, как мы договорились считать запрет на убийство невиновных нашим высшим правилом, мы смогли постепенно двигаться вперед уточняя принципы Jus in Bello и Jus ad Bellum. Пацифизм был бы наиболее коротким путем к реализации этого принципа, но, к сожалению, мало кто доживет до его полной реализации, при нынешнем состоянии политических отношений и человеческих ценностей. Кстати, Толстой, является в этой связи удивительно современным философом. Его пацифизм не был данью религии или метафизики. Пацифизм был на тот момент уникальной возможностью, которую Толстой пытался реализовать посредством трансляции ценностей. К сожалению этого не произошло, мир обрушился в милитаризм. Но это не означает, что проект Толстого не может быть повторен. При использовании этики исключений пацифизм Толстого просто временно отклоняется как не соответствующий текущему положению дел.
Подход этики исключений может быть применен и для преподавания любой другой традиционной проблемы этики. При этом мы каждый раз исходим из единства моральных принципов и применяем презумпцию виновности для всякого видимого отклонения от общего принципа. Но самое главное это восстановление связи между этической ценностью и практическим действием. Для этого подхода есть и свои ограничения. Под этикой мы все же склонны понимать социальную этику, а не этику личного совершенствования. То, что касается индивидуальной этики личного совершенствования, она составляет главный предмет внимания экзистенциалистов, имеет глубоко личностный характер и вряд ли имеет смысл в качестве учебного предмета. Разумеется, мы можем рассказать о Сартре и Камю, но это уже будет курс по истории философии.
Я исходил из того, что мы преподаем этику не для того, чтобы просто рассказать нашим студентом еще одну занимательную философскую концепцию. Посредством этики мы реализуем свой гуманистический политический, социальный и культурный проект. Множество иных проектов противостоит ему, и нет никакой гарантии, что он будет реализован. Особое опасение в этом смысле мне внушает проект массовой фальсификации основного концепта этики – равенства и создания условий для господства новых национальных и глобальных элит. Одно из наиболее массовых проявлений этой тенденции заключается в том, что этика и мораль, уже превратилась в орудие угнетения. Здесь можно вполне согласиться с Мак Интайром, который определил это явление как болезнь «эмотивизма». «Все что у нас есть, если эта точка зрения верна, лишь фрагменты концептуальной схемы, части, которые потеряли контекст, который мог бы установить их значимость. Мы обладаем симулякром морали, мы продолжаем пользоваться ее ключевыми выражениями. Но мы в значительно степени или совсем, потеряли как теоретическое, так и практическое восприятие морали»[92]. Вообще я бы предложил начинать курс этики следующими словами: «Если вам говорят о морали, значит, у вас что-то украли, или собираются украсть». Возможно главная задача преподавания этики, как и существования этики в современных условиях заключается в борьбе с морализаторством. Человек, который владеет этическим знанием, во всяком случае, приобретает возможность оставаться свободным, несмотря на психологическое давление других людей и среды, которые будут навязывать ему некие представления о морали с целью угнетения, эксплуатации и маргинализации. Эти представления действительно всегда являют собой интерес господствующего класса или элиты. В этом я вполне согласен с марксистами и представителями франкфуртской школы. Кроме того, этика позволяет нам создавать нормативное пространство социума посредством обоснования необходимой структуры общественных и политических институтов. Эти институты далее сохраняют свою зависимость от результатов общественного морально-политического дискурса.