Философия зла и философия преступности

Похожие соображения встречаем и в исследовании С. А. Котляревского, утверждавшего, что «воля к власти» есть несомненная психологическая реальность. «Сознанию зависимости, — полагал ученый, — идет навстречу стремление всеми средствами закрепить это сознание у окружающих людей и превратить его в нерасторжимую связь. Власть становится одной из величайших ценностей, одним из самых непреодолимых соблазнов — сторона человеческой души, которую так понимал Макиавелли. Вопреки экономическому материализму в современном обществе самое богатство едва ли не чаще ценится как путь к влиянию и власти, чем обратно. Но и раньше даже наиболее реалистически настроенные наблюдатели человеческой природы отмечали эту самостоятельность жажды к власти. Перед нами раскрывается целая психологическая гамма — от самого благородного честолюбия, стремящегося лишь деятельно и плодотворно участвовать в разрешении великих национальных и общечеловеческих задач, до самого суетного тщеславия, которому дорога лишь внешность, мишура власти, раболепное поклонение окружающих»[523].

Быть может, не без основания предполагал С. А. Котляревский, эта тяга наложить отпечаток своей личности на окружающий мир связана с какими-либо изначальными, органическими стремлениями, — например, стремлением расшириться, охватить большее пространство. Борьба за существование невольно переходит в борьбу за преобладание: удержать свое место под солнцем часто можно, лишь захватив чужое. Инстинкт самоутверждения проявляется в разнообразнейших формах, и было бы односторонне видеть их только в тех безнадежно темных тонах, в каких Т. Гоббс изображал царящий в человеческом роде хищный эгоизм. «Но несомненно, — констатирует исследователь, — человеку присущи вместе с переживаниями зависимости и эти захватные устремления, и под их совместным действием слагается столь нам привычное и столь загадочное осуществление власти»[524].

О том, как страшна борьба за власть, предупреждал В. С. Соловьев. Кто беспристрастно смотрел на природу человеческую, говорит философ, тот не усомнится, «что если бы всех людей сделать сытыми и удовлетворить всем их низшим страстям, то они, оставаясь на природной почве, на почве естественного эгоизма, наверно истребили бы друг друга в соперничестве за умственное и нравственное преобладание»[525].

О власти как о реализации намеченных целей говорил Б. Рассел[526]. Кроме того, власть — это и определенная система ресурсов для достижения целей. Но какую именно цель ставит перед собой власть? Одна цель — организовать людей и управлять ими, чтобы спасти, защитить, сделать их жизнь лучше, примирить их между собой, дать им еду, одежду, жилище, научить их работать, растить детей. Другая цель — поработить людей, отнять у них то, что они имеют: жизнь, свободу, имущество. Следовательно, одна цель власти — дать людям, другая — отнять у людей. Таким образом, как война может быть захватнической или освободительной, так и власть может быть доброй, добродетельной, правовой или же злой, злодейской, преступной. Все зависит от мотивации и цели.

Власть может находиться в руках одного человека, нескольких человек, большой группы лиц. Чем более правовым является государство, тем спокойнее и легче власть переходит от одного человека (группы) к другому человеку (группе). Правовая политика должна подчиняться праву, правовым началам, принимаемым обществом и понятным обществу правилам. Сменяемость власти представляет собой если не гарантию, то хотя бы надежду на гарантию ответственности власти.

Власть играет огромную роль в жизни общества. От власти, ее нравственности и ответственности зависят жизнь человека, его имущество, справедливость и законность в обществе, судьбы отдельных людей и целых государств. Поэтому в демократическом правовом государстве общество должно строже относиться к власти. Именно общество, по оценке исследователей, выступает наиболее эффективным ограничителем власти; власть ведет себя так, как ей позволяет вести себя общество[527].

Обличая ужасы войн, развязываемых правительствами, французский писатель Ги де Мопассан утверждал: уж если правительства берут на себя право посылать на смерть народы, то нет ничего удивительного в том, что и народы берут на себя иногда право посылать на смерть свои правительства. «Они защищаются, и они правы, — полагал Мопассан. — Никто не имеет права управлять другими. Управлять другими можно только для блага того, кем управляешь. И тот, кто управляет, обязан избегать войн; так же как и капитан корабля — избегать крушения. Когда капитан виноват в крушении своего корабля, его судят и приговаривают, если он окажется виноватым в небрежности и даже в неспособности. Отчего же бы не судить и правительство после каждой объявленной войны? Если бы только народ понял это, если бы они судили власти, ведущие их к убийству, если бы они отказывались идти на смерть без надобности, если бы они употребляли данное им оружие против тех, которые им дали его, — если бы это случилось когда-либо, война бы умерла»[528].