нового. Процесс познания представляется таким, будто медведь ворочает «данную» глыбу валунов, паки и паки, перекладывает их так и этак. Всё — только «Umformung», да ещё такое, чтобы поудобнее было мыслить, поэкономнее, попроще. Вот уж поистине «простота хуже воровства»!
В «Философии Природы» Гегель
весьма зло издевается над этим примитивом:
«Мы начинаем
— пишет он — с чувственных сведений о природе. Однако, если бы физика основывалась лишь на восприятиях, и восприятия были не чем иным как свидетельством наших чувств, то работа физики состояла бы лишь в осматривании, прислушивании, обнюхивании, и т. д. Животные таким образом были бы также и физиками. В действительности, однако, видит, слышит и т. д. неких дух, некое мыслящее существо»[102].
Что в процессе истории
познание шло от «чувственных сведений», это не подлежит никакому сомнению; это повторяется сокращённо и у человеческого индивидуума — нечто вроде филогенетического закона Геккеля, по которому человеческий зародыш воспроизводит эволюцию вида. Такая эволюция от чувств к мышлению отложилась в течение громадных тысячелетий в языке: videre, видеть, видение, wissen, ведение, ведовство, ειδος, idea, schauen, Anschauung, зреть, мировоззрение; concipere, conceptio; greifen, begreifen, Begriff; яти, пояти, понятие и т. д. Глаз и рука сыграли особо важную роль.