Философские аспекты суфизма

По я — весь этот целокупный свет.

Ибн Ал-Фарид ‘

Победивший себя, свои чувства

власти атмана подчинивший,

отрешенный от гнева и страсти,

человек чистоту обретает.

Бхагавадгита II, 64

Суфизм, как и любое религиозно-философское учение, видиг

свою цель не только в том, чтобы объяснить устройство мироздания, определить место человека в нем и предназначение его

в жизни (т. е. выполняет мировоззренческие функции), но и в

том, чтобы проявить себя в качестве социально-организующей

системы, определяющей правила поведения, личную и общественную мораль. История духовной культуры народов свидетельствует о том, что всегда наряду с установкой на соблюдение

декларируемых норм существовала (чаще находилась в противоборстве) тенденция к регуляции поведения сообразно внутренним, индивидуальным представлениям о добре и зле, о

должном и запретном. Параллелизм подобных представлений

выступал обычно в скрытой форме, что в немалой степени было

связано со стремлением избежать прямого противоборства с

господствующими порядком и моралью.

В качестве примера можно обратиться к истории древнего

Китая, сравнив образ идеального человека в даосизме и конфуцианстве. Известно, что в последнем «цзюнь-цзы» (идеальный

муж) является идеалом гражданина. «Научиться владеть собой

и восстановить правила — «ли» — вот в чем заключается гуманность»,— звал Конфуций, ратовавший за наведение «всеобщего

порядка» путем ориентирования цзюнь-цзы на твердое исполнение общественного долга 2. Личное надлежит подавлять во имя

общих интересов. Достойное поведение, гласит книга «Лунь-

юй», состоит в «преодолении личного и возвращении к правилам

„ли”» 3, т. е. к нормам нравственности, принятым в обществе.

Даосизм также призывает к «преодолению личного», однако

лри этом «чжижень» (истинный человек) мыслится находя-

45

щимся в гармонии со «всепроникающим и вездесущим» единым

Дао. Главная цель — возвращение в Дао, т. е. в Единое, в Природу, путем забвения человеческого (или наносного, искусственного), отказа от самостного «эго» во имя слияния с «эго» Абсолюта. В одной из притч Чжуан-цзы 4 говорится, что человек, познав «отчужденность от жизни, был бы способным стать ясным, как утро. Став ясным, как утро, сумел бы увидеть единое.

Увидев единое, забыл бы о прошлом и настоящем. Забыв о

прошлом и настоящем, сумел бы вступить туда, где нет ни жизни, ни смерти» 5.

Поскольку Дао сущностно имманентно миру, «преодоление-

личного» означает совершенствование путем избавления от наносного, неистинного «эго» во имя раскрытия «эго» подлинного.

Чжижень — человек, находящийся в гармонии с Дао, т. е. в конечном счете с собственной природой.

В мусульманской культуре наблюдается во многом аналогичный параллелизм двух направлений в регулировании человеческого поведения: одно, ориентированное преимущественно на

внешние, санкционируемые обществом нормативы, другое — на

постигаемые в самом себе принципы абсолютно Единого. Первое представлено исламским вероучением в его разнообразных

сектантских формах, второе — исламским мистицизмом.

Приверженцы суфизма идеальным поведением считают поведение, не ограниченное рамками религиозной доктрины, а иногда даже их игнорирующее или отрицающее. Показательно, например, их отношение к пяти предписаниям, обязательным для

каждого верующего. Суфии безусловно принимали формулу

«Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — посланник Аллаха»,, однако из сказанного в предыдущих главах с очевидностью вытекает, что их трактовка указанной формулы во многом кардинально отличалась от традиционной: религиозному монотеизму

противопоставлялось в значительной мере пантеистское понимание бога и тварного мира, которое мусульманская ортодоксия

причисляла к разряду самых «вредных» учений6.

Признавая пророчество Мухаммада, суфии склонны были

видеть в нем не только «посланника божьего», но и некую

космическую силу, животворящий дух самого абсолютного бытия — «реальность Мухаммада» (ал-хакика ал-мухаммадия).

Ссылаясь на хадис, согласно которому тот говорил: «Я был пророком даже гогда, когда Адам пребывал [еще^ глиной и водой»7, Ибн Араби и его единомышленники утверждают, что, хотя по земной хронологии Мухаммад был последним из пророков, «Печатью пророчества», он в то же время — вечно истекающий божественный свет (нур):

Я (Мухаммад.— М. С.) вращался с девятью отцами

(планетами.— М. С.) в каждом небе.

Годами я вращался со звездами.

Я был временно невидим, я пребывал с Ним.

Я находился в царстве Ближайшего.

Человек рождается однажды, я рождаюсь много раз…8.

46

Вуджудийя, отклоняясь от традиционно теологической интерпретации пророчества Мухаммада, характеризуют существо и

функциональное значение последнего в соответствии с основополагающей для них идеей единства бытия: Мухаммад-пророк —частное проявление (правда, самое совершенное) постоянно

животворящей силы Абсолюта, того самого света, истечением

которого является мир.