Философские основы зарубежных направлений в языкознании

Таким образом, связь глоссематики с неопозитивизмом в плане понимания природы языковой структуры и принципов построения научной теории оказывается самой непосредственной. Не менее глубокая зависимость глоссематической теории от неопозитивизма обнаруживается и в плане понимания общественной сущности языка, его места и роли в объективной действительности.

Проблема объективного статуса языка занимает в глоссематике значительное место. С нее начинается работа Ельмслева «Пролегомены к теории языка» и определенным ответом на поставленный в ее начале вопрос эта же работа заканчивается.

Уже сама постановка вопроса об объективной сущности языка у Ельмслева отличается некоторой предвзятостью.

«Язык – пишет Л. Ельмслев, – настолько глубоко пустил корни в личность, семью, нацию, человечество и саму жизнь, что мы иногда не можем удержаться от вопроса, не является ли язык не просто отражением явлений, но их воплощением – тем семенем, из которого они выросли!»[388].

Заключающаяся в этом вопросе мысль через несколько страниц формулируется уже в виде одного из программных положений глоссематической теории:

«Лингвистическая теория.., – пишет Л. Ельмслев, – должна искать постоянное, не связанное с какой-либо внеязыковой „реальностью“, то постоянное, что делает язык языком, каким бы он ни был, и что отождествляет любой конкретный язык с самим собой во всех его различных проявлениях. Когда это постоянное найдено и описано, оно может быть спроецировано на „реальность“ вне языка, какого бы рода ни была эта „реальность“ (физическая, физиологическая, психологическая, логическая, онтологическая), так что даже при рассмотрении „реальности“ язык остается главным объектом, и не конгломератом, но организованным целым с языковой структурой как ведущим принципом»[389].

Попытку подчинить языку внеязыковую действительность Ельмслев старается осуществить не прямолинейно, а через посредство некоторых основных понятий и структурных особенностей самой глоссематической теории. Одним из главных средств, рассчитанных Ельмслевом на растворение действительности в языке, делается своеобразное толкование в глоссематике понятия знака. Ельмслев отрицает традиционное понимание знака как «знака для чего-то» и, ссылаясь на Ф. де Соссюра и Л. Вейсгербера, отстаивает понимание знака как единицы, основанной на знаковой функции, т.е. отношении солидарности между формой выражения и формой содержания[390]. Поскольку и форма выражения и форма содержания понимаются как чисто языковые сущности, не зависящие от каких-либо других сущностей и имеющиеся только в силу наличия знаковой функции (т.е. отношения), знак в таком смысле полностью освобождается от роли репрезентатора элементов внеязыковой действительности. При этом понимание терминов «содержание» и «выражение», входящих в определение понятия знака, Ельмслев уточняет следующим образом:

«Термины план выражения и план содержания, а также выражение и содержание выбраны в соответствии с установившимися понятиями и совершенно произвольны; их функциональное определение не содержит требования, чтобы тот, а не иной план называли выражением или содержанием. Они определены только по своей взаимной солидарности, и ни один из них не может быть идентифицирован другим образом. Они определяются противопоставительно и соотносительно как взаимно противоположные функтивы одной и той же функции»[391].