Философские сонеты

Великая доднесь держава,

Истории ход беспощадный,

И вот на фундаменте ржавом

Один лишь фасад парадный.

Век старицы – серые будни,

И снится ей «глория мунди».

O tempora, o mores

В глубокой древности один мудрец вспылил

Во время схоластического спора,

И в пафосе эпоху заклеймил,

Словами вечными «О темпора, о морес»

С тех пор из поколенья в поколенье

Звучат они воистину по праву,

Иной раз с неподдельным сожаленьем,

Или с суровым осужденьем нравов.

Вот и теперь, жизнь круто стала жестью,

Всё будто опрокинулось вверх дном —

Что прежде было благом, стало злом,

Что слыло подлостью, благоухает честью.

Глупцы добились почестей и славы,

Ну как не восклицать – O времена, о нравы!

Terra incognita^[12]

Кто мы, откуда пришли и куда мы стопы направляем…

Кто-то ж нашел в бесконечных просторах вселенной

Крошечный остров, где ныне мы все обитаем,

Кто-то ж закинул нас в этот Эдем вожделенный.

Кто они, странники нам неизвестной космической расы,

Те, что кочуют в спиралях галактик туманных

В поисках новых обителей для внеземной биомассы,

Новых юдолей для цивилизаций гуманных.

Терра инкогнита – тайна чужих континентов и шельфов,

Символ, загадка на картах корсаров и конквистадоров.

Терра инкогнита – наша Земля в мониторах пришельцев,

Конквистадоров, Колумбов межзвёздных просторов.

Может, от них мы в далеком грядущем взаправду узнаем,

Кто мы, откуда пришли и куда мы стопы направляем!

Ab urbe conita^[13]

Есть Города… Они подобны вехам

Истории в значении своём,

Основаны не просто человеком,

Но деспотом, властителем, царём.

Санкт-Петербург – безумная идея

Великого Петра, что строил град

По образцу Венеции, надеясь,

Что всё пойдет на европейский лад.

От основания Пальмирии ганзейской,

Вонзившей в небо шпилей острия,

Держава ожила, но с европейской,

В итоге, не совпала колея.

Пора б учесть потомкам сей аспект

И выправить наследственный дефект!

Circulus vitiosus^[14]

"Всё суета сует, тщета и ловля ветра"

Экклезиаст, Ветхий завет, Бытие 1.2

Порочный круг замкнулся – снова те же

Короны и двуглавые орлы,

В обличье, правда, далеко не свежем,

И на подъем, пожалуй, тяжелы.

Неужто ничему не научились

Мы, повторяя прошлое, друзья,

И то, против чего мы тщетно бились,

Вернулось снова на круги своя?

Вернулись снова табели о рангах,

Святых апостолов и с лентой ордена,

Дворцы, элиты, пристава, охранка,

И нищета, не знающая дна.

Замкнулся круг порочный в стиле ретро…

Всё суета сует, тщета и ловля ветра.

Amantes amentes^[15]

Любовь и безумство… две дикие розы,

Две дивные розы в огне хрусталя.

Любовь и безумство… две странные грёзы,

Две грёзы в метельной ночи февраля.

«Амантес аментес», о схожесть звучания

Любви и безумства, двух пламенных роз —

Любви до безумия, до развенчания,

Безумства любви в бездне сладостных грёз.

Любовь, как иллюзия, как наваждение,

Лишает нас разума, сводит с ума,

И платим, безвольные, за наслаждение,

За то, неземное, мы платим сполна,

Мы платим собой, существа неразумные,

В ночи бессонные, в ночи безумные!

Cui bono^[16]

Смотря в историю назад,

Мы ищем истово ответа,

Кто был в событьях виноват,

Что привели к концу расцвета.

Но оказавшись средь руин,

Решаем мы порой незрело,

С чего начать иной почин,

И, главным образом, что делать.

Сии проклятых два вопроса,

Что делать, и кто виноват,

Терзают нас великороссов

Уж два столетия подряд.

Не лучше ль вслед за Цицероном

Спросить резонно – «куи боно?

Est modus in rebus^[17]

Есть мера вещей, что сокрыта от праздного взгляда.

Подвластны ей сферы монад, хаотичных на вид,

Секвенции кварт и октав пифагорова ряда,

Спирали галактик, эксцентриситеты орбит

Рельефы Рамзеса из храма Сети в Абидосе,

Миланский собор и французский Шато Рамбуйе,

«Давид» Микеланджело, торс Афродиты Милосской,

Фасад Парфенона и вилла «Савой» Корбюзье.

Для посвященного в этом рука Провидения,

Метафизический помысел мира творцов,

Код Леонардо, закон золотого сечения,

Чары пропорции, блик совершенства венцов.

Дар человечеству свыше, как чудо спасения,

Мера вещей – парадигма искусства жрецов!

Timeo Danaos et dona ferentes^[18]

Бойтесь данайцев, дары приносящих,

Щедрых подарков судьбы.

То, с чем сегодня вам выпало счастье,

Завтра растает, как дым.

Или, что хуже, сменится несчастьем,

Вспомните с грустью опять

Зыбкость фортуны слепой одночасьем,

И как судьбу искушать.

Некто сказал, не живи настоящим,

В завтра живи золотом.

Был он трибуном со взором горящим,

С поднятым к небу перстом…

Или «данайцем», дары приносящим,

Но не сейчас, а потом?

Lusus naturae^[19]

Мы говорим, шутя, игра природы,

Когда сухой научный формализм

Не в силах объяснить каприз погоды

Или иной природный катаклизм.

Игру природы всуе наблюдая

Уже на протяженье тысяч лет,

Род человеческий и по сей день не знает

Воистину на многое ответ.

Наверно есть неявные законы

У этой чисто дьявольской игры,

Непостижимые, астральные резоны,

Неясные, незримые миры,

В которых мы всего лишь эпизоды

Извечных прихотей изменчивой природы.

Homo vitruvianus

Витрувианский человек да Винчи,

Как претворенье древних сигнатур,