Цитировать Ницше вне контекста рискованно. «Остерегайтесь добрых и праведных», «толкни слабого» — значит, освободись от морали и господствуй? Нет, это о том, как слабого сделать сильным. Смысл отдельных слов уточняется лишь в предложении, а смысл предложения ясен, когда ясна позиция автора. Вот о позиции и речь. «Злое — лучшая сила человека. Человек должен стать лучше и злее». Ну почему — злее? Ведь когда философа спросили, что он видел на войне, тот ушёл от ответа: «Об этом не надо говорить, это невозможно, нужно гнать от себя эти воспоминания!» Но именно там артиллерист и додумался до этой странной мысли. Однажды, ошеломлённый увиденным в санитарном отряде, он вышел на дорогу, а мимо промчался кавалерийский полк. Молодые, здоровые люди спешили на смерть… И тогда солдат впервые почувствовал, как хорошо, что Бог даёт вождям жестокое сердце. Иначе как посылать людей на гибель, чтобы привести к победе свой народ?..
«Право наций выше прав человека» — основа нацистской морали. Но снова это право берутся определять, говоря словами философа, те, «которых слишком много». Снова стадо… Нет, одинокий затворник для нацистов предтеча очень сомнительный.
Воздух свободы
Верную ли дорогу указывал нам мыслитель? Если мы хотим держаться философских рамок, то не следует ждать однозначного ответа: как говорил сам Ницше, лишь на базаре нападают с вопросом: да или нет? Важно другое: что именно может взять из этой философии конкретный человек и насколько это поможет ему жить? Кому своя истина не нужна, потому что кругом полно чужих, тому не о чем беспокоиться. Кому тесно ширпотребовское счастье — пусть ищет своё, нестандартное. Так, кстати, и поступал сам философ. Судьба обошлась с ним сурово, но он не позволял себе падать духом и жаловаться на жизнь. Ницше даже удавалось её воспевать, презирая страдания. Значит, такая философия вполне себя оправдала — по крайней мере, была полезна своему создателю. Кому не нравится, может искать другую. В отличие от иных классиков, Ницше не создавал бессмертного учения — он создал атмосферу свободного духа, его книги умножили независимость человека. Этим возвышением духа философ и ценен. Некоторые го выражения стали крылатыми, вошли в повседневный язык — «сверхчеловек», «переоценка ценностей», «по ту сторону добра и зла»… По сути, речь не столько о чём-то «сверх», сколько о самопознании и реализации наших внутренних возможностей. А разве не к этому звали люди, в которых, право же, нет ничего ницшеанского? Например, писатель М. Пришвин, называвший свободой возможность «жить в себе» и радоваться жизни, вынося все лишения. Или В. Вересаев, полагавший, что если цель борьбы — лишь сделать жизнь сытой и благоустроенной, то это не стоит трудов. Обновление строя — только первый шаг к обновлению самого человека, возрождению его «инстинкта жизни». Цель одна, но пути разные. Лев Толстой, который прочитал Ницше с «великим отвращением», тоже искал пути нравственного совершенствования. Но, в отличие от немца, считал человека не выдрессированным зверем, а воплощением божественного разума на земле.
А Ницше — сам по себе: ни тот, каким его представлял немецкий солдат, ни тот, каким рисует предвзятый критик. Он уверен, что судить об истинном и ложном можно лишь поднявшись над путами собственных убеждений. По этой причине и диалектику недолюбливал, считая, что её способность всё объяснить и оправдать «служит черни». Ей он противопоставлял «перспективизм», который не допускает однозначных ответов и позволяет видеть перспективу в развитии.
Как видим, философ чувствовал себя в своём выдуманном мире свободно и уютно. Ну, а как быть ницшеанцам, «которых слишком много»? Не зря ведь Толстой беспокоился: «Каково же общество, если злой сумасшедший признаётся учителем?» Кто ответит за фанатика-экспериментатора, одержимого идеей покончить с миллионами «недоделанных и неполноценных», как и завещал больной, но неунывающий старик Ницше? Вот что думал на эту тему его соотечественник Г. Лихтенберг, родившийся за столетие до философа. Он тоже был сторонником самостоятельных философствований, но предостерегал от возможных неприятностей: «Поступай так, как поступали до тебя мудрейшие люди, и не начинай с таких вопросов, где каждое твоё заблуждение может отдать тебя в руки палачу». Словом, помни о Нюрнберге.
…Пожалуй, больше всего в жизни Ницше не любил лжи и праздных ротозеев, от которых защищался, пока мог. И сестре своей наказывал: «Обещай мне, что одни только друзья пойдут за моим гробом, не будет ни любопытных, ни посторонней публики. Я уже тогда не смогу защититься, и ты должна будешь защитить меня. Пусть ни один священник и никто другой не произносит над моею могилой неискренних слов. Поручаю тебе похоронить меня, как настоящего язычника, без всяких лживых церемоний».
Воля покойного, конечно, не спасла его ни от любопытных, ни от лжи. Ни от горе-подражателей. Неужто он не знал, что такова судьба всех, кто живёт по нестандартным меркам?