Финиас Финн, Ирландский член парламента

— Мнѣ чрезвычайно было бы это пріятно, еслибы я не боялась за свое платье. Вы поѣдете?

— Я на водѣ никуда не гожусь. Со мною непремѣнно сдѣлается морская болѣзнь… притомъ они ѣдутъ подъ мостомъ и насъ непремѣнно забрызгаютъ пароходы. У меня не хватаетъ мужества.

Такимъ образомъ Финіасъ отдѣлался, все намѣреваясь отыскивать Вайолетъ.

— Такъ и я не поѣду, сказала мадамъ Гёслеръ. — Брызги отъ веселъ могутъ испортить всю симметрію моего наряда. Посмотрите, эта молодая дѣвушка въ зеленомъ платьѣ уже обрызгана.

— Но и молодой человѣкъ въ синемъ тоже обрызганъ, сказалъ Финіасъ: — и они будутъ счастливы въ этомъ соединенномъ окропленіи.

Они пошли вмѣстѣ по берегу рѣки и скоро очутились одни.

— Вы уѣзжаете изъ Лондона, мадамъ Гёслеръ?

— Очень скоро.

— И куда вы ѣдете?

— Въ Вѣну. Я каждый годъ провожу тамъ мѣсяца два, занимаясь моимъ дѣломъ. Желала бы я знать, узнали ли бы вы меня, еслибы увидали меня тамъ, — иногда сидящую на скамейкѣ въ конторѣ, иногда расхаживающую между старыми домами и рѣшающую, что слѣдуетъ сдѣлать для того, чтобы ихъ спасти отъ разрушенія. я одѣваюсь такъ различно въ такое время, говорю совсѣмъ не такъ, кажусь гораздо старше, такъ что сама почти считаю себя совсѣмъ другой женщиной.

— Это большія хлопоты для васъ.

— Нѣтъ. Я даже это люблю. Это заставляетъ меня чувствовать, что и я дѣлаю что-нибудь на свѣтѣ.

— Вы уѣзжаете одна?

— Совсѣмъ одна; я беру съ собою горничную-нѣмку и ни слова не говорю ни съ кѣмъ дорогой.

— Это должно быть очень непріятно, сказалъ Финіасъ.

— Да, это самое непріятное изъ всего. Но я такъ привыкла быть одна. Вы видите меня только въ обществѣ, и слѣдовательно смотрите какъ на стайное животное, а въ дѣйствительности я животное питающееся и живущее одиноко. А вы что намѣрены дѣлать?

— Я ѣду въ Ирландію.

— Домой, къ вашимъ роднымъ. Какъ это пріятно! А у меня нѣтъ родныхъ, къ которымъ я могла бы поѣхать. У меня есть только одна сестра, которая живетъ съ мужемъ въ Ригѣ. Она моя единственная родственница и я никогда не вижусь съ нею.

— Но у васъ тысячи друзей въ Англіи.

— Да, но чего стоятъ такіе друзья?

Она обернулась и протянула руку къ толпѣ, находившейся позади ихъ.

— Что они сдѣлаютъ для меня?

— Не думаю, чтобы герцогъ сдѣлалъ много, сказалъ Финіасъ, смѣясь.

Мадамъ Гёслеръ тоже засмѣялась.

— Герцогъ человѣкъ не дурной, сказала она: — герцогъ сдѣлалъ бы не меньше другихъ. Я не позволю бранить герцога.

— Можетъ быть, онъ вашъ короткій другъ? сказалъ Финіасъ.

— Нѣтъ. У меня нѣтъ короткихъ друзей. А еслибы я и захотѣла выбрать себѣ короткаго друга, я считала бы герцога немножко выше меня.

— О, да! — и слишкомъ чопорнымъ, слишкомъ старымъ, слишкомъ напыщеннымъ, слишкомъ холоднымъ и слишкомъ приторнымъ.

— Мистеръ Финнъ!

— Герцогъ вѣчно ходитъ на ходуляхъ.

— Такъ зачѣмъ же вы бываете у него?

— Чтобы видѣть васъ, мадамъ Гёслеръ.

— Правда ли это, мистеръ Финнъ?

— Да, это правда. Бываешь въ домѣ, чтобы встрѣчаться съ пріятными людьми, а не всегда для того, чтобъ пользоваться обществомъ хозяина. Я по-крайней-мѣрѣ бываю въ такихъ домахъ, гдѣ мнѣ не нравятся ни хозяинъ, ни хозяйка.

Финіасъ, говоря это, думалъ о лэди Бальдокъ, къ которой послѣднее время онъ былъ чрезвычайно вѣжливъ — но онъ не любилъ лэди Бальдокъ.

— Мнѣ кажется, вы слишкомъ строго судите о герцогѣ Омніумѣ; вы знаете его хорошо?

— Лично? Нѣтъ. А вы развѣ знаете? Знаетъ ли его кто-нибудь?

— Я нахожу, что онъ очень любезный господинъ, сказала мадамъ Максъ Гёслеръ: — и хотя я не могу хвалиться, что знаю его хорошо, мнѣ непріятно слышать, когда говорятъ, что онъ ходитъ на ходуляхъ. Я этого не нахожу. Человѣку въ его положеніи не легко жить такъ, чтобы угодить всѣмъ. Онъ долженъ поддерживать блескъ самой высокой аристократіи въ Европѣ.

— Посмотрите на его племянника, который будетъ герцогомъ послѣ него и который трудится не хуже всякаго другого. Не лучше ли будетъ онъ поддерживать этотъ блескъ? Какую пользу сдѣлалъ этотъ герцогъ?

— Вы вѣрите только движенію, мистеръ Финнъ, и не вѣрите тишинѣ. Экстренный поѣздъ для васъ выше чѣмъ гора съ грудами снѣга. Признаюсь, что для меня есть что-то величественное въ достоинствѣ человѣка слишкомъ важнаго, чтобы заниматься чѣмъ-нибудь — если только онъ знаетъ, какъ поддерживать свое достоинство съ приличной граціей. Я нахожу, что должны быть груди, созданныя для того, чтобы носить звѣзды.

Звѣзды, которыхъ они ничѣмъ не заслужили, сказалъ Финіасъ.

— Ну, мы объ этомъ спорить не станемъ. Заслужите себѣ звѣзду, и я скажу, что она идетъ въ вамъ лучше всѣхъ блестящихъ орденовъ на фракѣ герцога Омніума.

Это она сказала съ такой серьезностью, что онъ не могъ сдѣлать видъ, будто не примѣчаетъ или не понимаетъ ее.

— И я также могу видѣть, что экстренный поѣздъ гораздо выше горы, прибавила она.

— Хотя вы предпочли бы сидѣть и смотрѣть на снѣжныя вершины?

— Нѣтъ — не то. Я предпочла бы быть полезной гдѣ-нибудь, кому-нибудь, еслибъ это было возможно. Я стараюсь иногда.

— И навѣрно успѣшно?